Но, несмотря на все ее ухищрения, Людовик XV хранил верность герцогине де Шатору и только иногда посылал мадам д’Этиоль в подарок дичь.
Жанна Антуанетта же начала охоту за высочайшей дичью, еще когда прежняя фаворитка властвовала над королем и ревниво оберегала свое владычество. Однажды герцогиня де Шеврез рассказала Людовику XV об очарованной его величеством лесной фее. Де Шатору услышала, незаметно подошла и наступила де Шеврез на ногу так сильно, что та едва не потеряла сознание.
Однако в 1745-м могущественной соперницы не было уже в живых. Оставалось победить других претенденток на вакантное место. На свадебных торжествах дофина мадам д’Этиоль предпринимает решительное наступление. Бал-маскарад… В Людовика XV летит стрела, запущенная маской в костюме Дианы. Казалось бы, его сердце серьезно ранено прекрасной охотницей. Но понадобились еще многократные напоминания о Диане родственника Жанны Антуанетты, камердинера короля, чтобы Людовик после нескольких интрижек с другими дамами, наконец, в апреле 1745 года пригласил ее во дворец и, главное, в свою спальню.
Однако и теперь положение мадам д’Этиоль еще не прочно. Двор в ужасе. Фаворитка короля должна быть высокого, аристократического происхождения, а не такого сомнительного, как эта буржуазна… Громче всех протестует «осел Мирепуа», кричит, что выскочка славится еще и вольнодумством.
Но недаром мадам д’Этиоль отличалась не только красотой, а и умом. В начале мая король собрался опять на поле сражения, в Фландрию. Она не последовала неудачному примеру своей предшественницы, герцогини де Шатору, не сопровождала его величество в военный лагерь, но осталась его ждать в Версале. Расчет был точен. Разлука разожгла страсть короля. Когда он после победы над австрийцами и англичанами вернулся, тут же отвел Жанне Антуанетте покои Шатору во дворце и пожаловал ее титулом маркизы де Помпадур, чем и ввел в сан главной и официальной фаворитки.
Вольтер же, как придворный историограф, должен был написать поэму в честь победоносной битвы при Фонтенуа. Литературная ценность этого произведения придворной поэзии невелика. Не историческая правда, не идея — одна лишь лесть водила пером автора. Но, однако, подобная поэма требовала и большой искусности. Нужно было назвать в звучных стихах не менее ста имен главных участников сражения, отпустить каждому из них по комплименту и при этом не забывать беспрестанно возвращаться к прославлению короля, под чьим водительством была одержана такая блистательная победа.
Если верить Стендалю, рассказавшему этот исторический анекдот в статье «Шекспир и Расин», трудно представить себе что-нибудь более забавное, чем битва И мая 1745 года. Ну и посмеялись же над рассказами о ней Вольтер с друзьями!
Началось сражение так. Офицеры английской гвардии приблизились на расстояние пятидесяти шагов к полкам французов и вежливейшим образом сняли шляпы. Французы ответили им такой же галантностью.
— Стреляйте первыми, господа! — предложил английский капитан лорд Кей Шист.
Но Ришелье, посоветовавшись со своим королем, уступил эту честь господам англичанам.
Все, что происходило дальше согласно этому анекдоту, тоже напоминало детскую игру в солдатики, а не настоящее сражение.
На самом же деле «галантность» обеих сторон объяснялась тем, что тогда при сближении противников запрещалось первым начинать перестрелку. Первые выстрелы были менее удачными, чем ответные.
Поэма Вольтера вышла в свет уже 17 мая. Но по мере того, как поступали все новые и новые сведения об этой битве, чаще всего далекие от истины, но зато эффектные, он дополнял поэму новыми строками. К тому же придворные дамы просили автора хотя бы строчку посвятить их мужу или любовнику, и он просьбами не пренебрегал. Каждые два дня выходило расширенное новое издание, и его буквально вырывали из рук книготорговцев.
Эта поэма принесла автору и новые почести и звания, и много денег. К тому же он порядком нажился и на Поставках армии обмундирования, по-прежнему не избегая коммерческих дел, чтобы чувствовать себя независимым, да и богатство ему продолжало нравиться.
Вот неполный список должников Вольтера в 1749 году:
Контракт с городом Парижем — 14 023 ливра.
Контракт с месье герцогом де Ришелье — 4000 ливров.
Контракт с месье герцогом Бульонским — 3250 ливров.
Пенсия герцога Орлеанского — 1200 ливров.
Контракт с герцогом де Вилларом — 2000 ливров.
Контракт с месье принцем де Гизом — 2500 ливров.
Контракт с Компанией обеих Индий — 605 ливров.
Поставки армий во Фландрию — 17 000 ливров.
Общая сумма долгов составляла 74 038 ливров.
И раньше и позже должников у Вольтера было, бесспорно, много.
Не меньшую пользу, а может быть вред, принесли Вольтеру и превращение мадам д’Этиоль в маркизу де Помпадур, и то, что он наконец выиграл бесконечный брюссельский процесс супругов дю Шатле против семьи Гансбруков. Маркиза и ее муж получили 260 тысяч ливров.
Июнь — июль 1745 года Вольтер очень приятно провел в замке Этиоль. А когда вернулся в Париж, занял целый этаж нового дома, купленного Эмилией на улице Траверзьер Сент-Оноре. Теперь и она опять-таки благодаря своему другу богата.
Эмилия по-прежнему проводила много времени в Версале, больше всего в салоне для карточной игры. Но не оставляла и научных занятий. К радости Вольтера, она отвернулась от Лейбница и именно тогда переводила, а скорее легко и изящно излагала книгу Ньютона. Получилась превосходная популяризация и приятное, всем доступное чтение.
Что же касалось маркизы де Помпадур, она умело ппотивостояла придворным интригам и приобретала все большую и большую власть над королем. Ее любовь к изящным искусствам и наукам была в высшей степени полезна для карьеры Вольтера. Иной вопрос, было ли это так же полезно для истинной литературы, науки, философии. Вольтеру поручают написать еще и либретто пятиактной оперы о той же победе при Фонтенуа. Он пишет. Опера называется «Храм славы». Людовик XV выведен в ней под именем Трояна. Любопытная подробность: еще недавно Трояном называл Вольтер Фридриха II.
Теперь же он славит одного Людвика XV… Не только в названной поэме, но и в оде на милосердие французского монарха после победы, и в стихотворных посланиях к третьим лицам, Ришелье, герцогине дю Мен и другим.
Вольтер называет его величество и Трояном, и Антонином, и Марком Аврелием, и даже Александром Македонским.
«Храм славы» приводит наконец Вольтера в «храм науки». 8 мая 1746-го для него все-таки нашлось место в Академии.
В «Мемуарах о жизни месье де Вольтера, написанных им самим» рассказывается, как ему не удалось заменить кардинала Флери после его смерти и стать «бессмертным» в 1743-м. «Многие академики желали, чтобы я занял его место во Французской Академии. За королевским ужином был поднят вопрос о том, кто произнесет надгробное слово кардиналу на заседании Академии (полагалось произносить преемнику покойного. — A. А.). Король ответил, что должен сделать я. Его фаворитка, герцогиня де Шатору, тоже этого хотела, но государственный секретарь, граф де Морена, не согласился: у него была мания ссориться со всеми фаворитками своего повелителя, отчего в конце концов ему пришлось плохо».
Мы знаем, что министр принес Вольтеру много зла, и поэтому тот должен был его не любить. А тут еще вмешался и Буае, «осел Мирепуа». Он распоряжался назначениями на все духовные должности. На избрание Вольтера в академики тоже взглянул с точки зрения духовной дисциплины. «Он доложил, что сделать такого профана, как я, наследником кардинала, значит оскорбить величие божие».
Философ попробовал уговорить месье де Морепа, тщетно пытаясь доказать министру, что нет связи между «жалким» местом в Академии и его ссорами с мадам де Шатору, которую любит король, и герцогом де Ришелье, который ею руководит. Морепа ответил на вопрос, будет ли он противиться, если фаворитка одержит в этом деле верх над бывшим епископом Мирепуа: «Да я вас раздавлю!»