Но он был не только человеком с большим сердцем, а и философом. Много раньше Вольтер стал противником Лейбница. Теперь неправота доктрин философского оптимизма так трагически подтвердилась. Как можно признать лучшим из миров мир, где произошла такая катастрофа, и чему лучшему может служить гибель Лиссабона и его жителей?! Так же опровергалась землетрясением столь же оптимистическая, только иначе выраженная формула Попа, некогда столь чтимого Вольтером, — в мире все прекрасно.
На этом, однако, Вольтер как философ не мог остановиться. В мире существует зло. Это бесспорно. Признается даже оптимистами. Они говорят, что зло необходимо в силу извечных законов природы. Но как объяснить его необходимость и самый выбор жертв? Как лейбницианцы докажут, что для блага вселенной залежи серы должны были находиться именно под Лиссабоном? Можно ли ответить на этот вопрос? А если нельзя, то мы находимся в заколдованном кругу, и выхода из него нет. Остается лишь покориться и надеяться… Но надежда не есть еще уверенность. Необходимость зла недоказуема. Как сделать так, чтобы его не было вовсе? Вопрос Задига повторяется в ином, более действенном варианте. Оптимисты пренебрегли существеннейшей частью бытия — злом. Вольтер должен им заняться.
Религия же говорит, что бог наказывает за грехи. Но чем Лиссабон грешнее других городов?
Горе Вольтера, его сомнения, отрицание философского оптимизма и религиозной догмы наказания за грехи он выразил в одном из самых значительных своих произведений 50-х годов — «Поэме о гибели Лиссабона». Характерно уже ее второе название — «Проверка аксиомы: «Всё благо».
Поэма начинается с опровержения аксиомы, возмущения ею:
Ближе к концу дается вывод Вольтера:
Даже слабый перевод А. Кочеткова дает представление о взрывчатой силе поэмы. В книге о Вольтере Хэвенса приведен гораздо более выразительный вариант фразы «вот наше упованье». В черновике было: «вот наша хрупкая надежда».
Доктор Троншен — он имел самое большое влияние на автора — тщетно уговаривал его сжечь поэму. Другим друзьям удалось убедить его взять обратно рукопись, уже отданную братьям Крамерам, переделать, смягчить. В марте 1756-го поэма в новой редакции вышла в свет. И все равно такого шума еще ни одно произведение Вольтера не вызывало. Двенадцать изданий выходят и раскупаются моментально.
Поэма вызывает ожесточеннейшую дискуссию. Опровержения сыплются как из рога изобилия… Пасквили, устные проклятия с амвонов и других трибуна.
Воздействие поэмы на умы и сердца нельзя было уничтожить, как уничтожен сам Лиссабон, но это всеми средствами пытались сделать. Вольтер первый и единственный открыто высказал сомнение в том, что этот мир — лучший из миров, и тем самым посягнул на веру в бога. Ведь если бы было возможно создать лучший мир, бог с его мудростью, всесильный, добрый, это бы осознал! Так утверждали Лейбниц, Шефтсбери и другие философы. То же нашло свое классическое выражение в поэме Александра Попа «Счастливый человек». А Вольтер посмел усомниться в том, что наш мир не мог бы быть лучше. Он кричал: «Страдания не нужны!» Резкие вопросы его поэмы, как бичом, хлестали по церковникам и философам-оптимистам. Еще больше, чем последней атакой (все когда-нибудь будет хорошо — это наша надежда, все хорошо сейчас — обман), поэма воздействовала на современников всем ходом мысли автора, тем, что признание нашего мира лучшим из миров уже сейчас он воспринимал как оскорбление. Он негодовал против пренебрежения к человеку.
Перечитав некогда любимого им Попа, он написал на книге, как делал часто: «На что мне надеяться, если все хорошо?» Теперь он осознал до конца: религиозный и философский оптимизм на самом деле — фаталистические доктрины оправдания несчастья, антисоциальные учения.
В авторском предисловии к поэме мы читаем: «Если наши беды — лишь последствия всеобщего и необходимого порядка, мы — только винтики большой машины, и нам не большая цена у бога, чем у злых сил, которые нас терзают… Человек — ничто без надежды на Счастье впереди».
А лишиться надежды на лучшее будущее человечества было бы для Вольтера невозможно, невыносимо. Он не просто вел теоретический спор, опровергал, доказывал — он боролся и вел за собой других ради того, чтобы мир и люди стали лучше. Это возможно, и это должно быть осуществлено. Из этой посылки нужно исходить во всех дальнейших идейных и политических деяниях, утверждал он. Так и случилось. Вольтер и его единомышленники — «философы», просветители — двигались в этом направлении все вперед и вперед.