Так чудесные спасения чередуются со страшными бедствиями, постигающими героев во всей книге. Вольтер в равной мере изобретателен, нагромождая те и другие.
И так же неизменно в вымышленные приключения героев вторгаются реальные события. Более того, каждое бедствие их вызвано этими событиями. Пострадав от Семилетней войны и лиссабонского аутодафе, Кандид вовлекается и в военные действия испанцев против королевства иезуитов в Парагвае.
Не прекращается ни в одной из глав — повторяю — философская дискуссия. Кандид, например, предполагает, что, поскольку они едут в другой мир (то есть на другой материк), там уже наверняка все будет хорошо. Конечно же, его надежды далеко не полностью оправдываются.
И так же Вольтер на всем протяжении книги пародирует авантюрный роман. Не только громоздит одно приключение на другое, но и вводит обязательный для жанра персонаж — преданного слугу героя Какамбо.
Самое причудливое смешение жанров и создает новый жанр.
Вместе с тем в «Кандиде» невероятное окружено обыденным согласно эстетике Просвещения, требованию, сформулированному Дидро. В очень точно реалистически описанном кабинете, с мраморными колоннами и трельяжем, Кандид встречает так же реалистически описанного немца, белолицего, краснощекого, преподобного иезуита-коменданта, который и оказывается чудом выжившим братом Кунигунды.
Приключения следуют за приключениями для того, чтобы автор мог опровергать доктрину Панглосса и высказывать якобы бы походя собственные взгляды не умозрительно, но подкрепляя их фактами и столь же содержательным вымыслом.
Преодолев ужасные препятствия и преграды, беглецы приезжают в единственную на свете благополучную страну (вымышленную) Эльдорадо, где гостиницы содержатся за счет государства, купцы вежливы, а золото, драгоценные камни — они здесь в невероятном количестве — не ценятся ни во что. Попутно сообщается несколько исторически точных сведений, как это государство, в существование которого верили, пытались завоевать испанцы и некий англичанин — кавалер Ралей.
Рассуждение встреченного ими местного старца о том, что все жители Эльдорадо поклоняются не разным богам, а одному богу, который дал им все, что нужно, скорее всего и подожгло костер на площади Женевы.
Затем Кандид и Какамбо провожают во дворец короля, которого не надо ни приветствовать на коленях, ни ползти к нему по полу, ни целовать пол у его ног, ни возлагать руки на голову или за спину, а просто обнять и поцеловать в обе щеки. Современники легко угадывали, какие ритуалы пародировались. Угадываем и мы.
В Эльдорадо нет ни парламента, ни судебных учреждений, зато есть Дворец науки. Три тысячи физиков, они же инженеры, по приказу короля пятнадцать дней работают над машиной, требуемой, чтобы выпроводить этих чудаков. Они хотят отсюда уехать, между тем как подданные его величества настолько благоразумны, чтобы никогда не покидать своей страны. Нелепой кажется королю и просьба Какамбо подарить им не только несколько баранов, нагруженных съестными припасами, но и «камнями и грязью», как называют в Эльдорадо изумруды, рубины, алмазы и золото.
Но когда иностранцев сажают в машину (она стоила двадцать миллионов фунтов стерлингов — явный намек на Англию, так же как и наличие трех тысяч физиков или инженеров), им дают двух баранов, оседланных и взнузданных для переправы через горы, двадцать вьючных баранов, нагруженных съестными припасами, тридцать — с образцами того, что страна имела самого любопытного, и пятьдесят, нагруженных драгоценными камнями и золотом.
Эльдорадо — центральный эпизод романа, воплощение положительного идеала автора. Поэтому я и сочла нужным напомнить читателю его содержание.
Дальше, издеваясь над властью денег, Вольтер заставляет своего героя, ошибочно полагавшего, что он теперь могуществен, очень быстро потерять свои сокровища, превосходящие все богатства Азии, Европы и Африки. И это богатство так же непрочно, как пистоли и бриллианты возлюбленной Кандида, полученные ею у обоих любовников — Великого Инквизитора и дона Иссахара. Приобретя этот опыт, Кандид понимает, что прочны лишь добродетель и счастье вновь увидеть мадемуазель Кунигунду, что тоже окажется не совсем верным.
А после того, как автор рассчитывается с Вандердепдуром — Ван Дюреном, изобличая заодно и колонизаторскую Голландию, Кандид решительно отказывается от учения Панглосса, объясняя своему слуге, что такое оптимизм: «Это страсть утверждать — все хорошо, когда на самом деле все плохо».
После новых и новых злоключений, подтверждающих его тезис, приходит время вывести и второго участника спора между двумя мировоззрениями, спора, происходящего в самом авторе и персонифицированного в героях романа. Из тысячи соискателей, которых не мог бы вместить целый флот, Кандид выбирает одного, самого несчастного и разочарованного и согласно условиям конкурса дает ему две тысячи пиастров, чтобы тот сопровождал его на корабле, отплывающем во Францию.
Тут снова возникают реминисценции, как возникают они в «Кандиде» очень часто. Избранник Кандида — бедный ученый — десять лет проработал на книгопродавцов в Амстердаме и решил, что нет в мире ремесла, которое могло бы внушать большее отвращение. (Отношение Вольтера к книгопродавцам мы знаем хорошо.)
Мартен уверяет, что он принадлежит к секте не социниан, в чем его обвиняют, но манихейцев (религиозное учение о борьбе доброго и злого начал), и видит в мире одно зло. Кандид с ним не согласен:
— Есть же, однако, и добро!
— Возможно, но я его не знаю!
Не согласен с Мартеном, как мы убедимся потом, и сам Вольтер. Это несогласие — итог большого жизненного опыта и длительных философских размышлений, а также споров, уже известных нам. Кандид испытывает большую радость, вновь обретя одного красного барана, чем испытанное им горе при потере всех ста, — тоже очень важный психологический и философский вывод.
Проспорив пятнадцать дней плавания и ничего друг другу не доказав, они добираются до берегов Франции.
Главы двадцать первая и двадцать вторая посвящены незамаскированной Франции и поэтому еще более автобиографичны, чем первые главы о Вестфалии — Пруссии.
Для начала высмеян конкурс, объявленный Бордоской академией наук, которой Кандид вынужден был подарить своего единственного барана, — чтобы она могла объяснить, почему шерсть у него красная. Автору не везло на конкурсах дважды, если не больше.
В Париже некий аббатик, каких Вольтер знавал много, «принадлежащий к тому сорту хлопотливых личностей, всегда веселых, всегда услужливых, беззастенчивых, ласковых, сговорчивых, которые заманивают приезжих иностранцев, рассказывают скандальные городские истории и предлагают развлечения на любую цену», ведет друзей в театр. Рядом с ними новую трагедию смотрят несколько остроумцев, что не мешает Кандиду плакать над превосходно поставленными сценами. Как выясняется из намеков, вложенных автором в замечания одного умника, раскритиковавшего и спектакль и пьесу, — это «Магомет» самого Вольтера.
Умник в антракте говорит герою:
«— Вы напрасно плачете, эта актриса весьма плоха, актер, который играет с ней, еще хуже, и пьеса еще хуже актеров. Автор не знает ни одного слова по-арабски, между тем действие происходит в Аравии, и, кроме того, этот человек не верит во врожденные идеи (Вольтер следовал Локку. — А. А.), я покажу вам завтра двадцать брошюр против него».
Все реально так же, как верна для того века справка, данная аббатиком: во французских театрах идут пять или шесть тысяч пьес, хороших из них — пятнадцать или шестнадцать.
К примеру, предместье Сен-Марсо, через которое они въехали в Париж, показалось Кандиду похожим на самую жалкую деревушку Вестфалии — Пруссии: очень точное наблюдение.
Легко угадываемыми намеками унизана чуть ли не каждая строка: то упоминается, не называемая, очень плохая трагедия Томаса Корнеля, то речь идет о похоронах Монимы — Адриенны Лекуврер. Умник, наговоривший столько дурного о «Магомете», «толстая свинья», назван прямо. Это враг Вольтера — критик Фрерон. И еще много подлинных имен: доктор теологии Гош, писатель-клерикал архидьякон Трюбле, знаменитая актриса Клерон… Упоминается война янсенистов с молинистами.