Переписка Вольтера с Дидро, и когда стала более частой, и в ней согласия было уже много больше, чем разногласий, не приобрела такого интимного и влюбленного характера, как переписка с д’Аламбером.
Личной дружбы между ними так и не возникло. И когда Дидро все больше и больше понимал величие Вольтера и его роль в их общем деле, он, вероятно, мог бы написать так, как Гримм — мадам д’Эпине: «Надо стараться быть с ним (Вольтером. — А. А.) в хороших отношениях. Это человек самый обольстительный, самый приятный и самый знаменитый во всей Европе… Пока вы не становитесь его близким другом, все идет прекрасно…» Это не слишком справедливо. Вольтер умел быть превосходным другом, и у него было много близких друзей: д’Аржантали, Сидевиль, легкомысленный и неверный Тьерьо, отнюдь не совершенство — герцог Ришелье, Троншены… Список очень легко продолжить и увеличить.
Тем не менее и не связанные личной дружбой, и во многом очень разные Вольтер и Дидро принадлежали к партии философов. В нее входили также Гольбах, Гельвеций, Гримм, Морелле, аббат Рейналь, другие просветители, энциклопедисты. И главой партии был Вольтер.
Уже начиная с переезда в Делис и особенно в Ферне он придавал огромное значение единству партии и сердился на могущие повредить ей разногласия. 7 сентября 1764 года писал Дамилавилю: «Наши философы должны чувствовать, что проводят жизнь среди лис и тигров, и, не понимая этого, не в состоянии объединиться и держаться сплоченно». Призывами к сплоченности философов пестрят его письма разных лет и разным корреспондентам. Иной вопрос, что ему самому нередко приходится лавировать и быть обходительным с «лисами» и «тиграми», но не из малодушия и неразборчивости, а лишь в интересах дела.
Пренебрежение Вольтера к «Энциклопедии» много раньше и очень быстро сменилось симпатией и уважением, хотя и потом отношения со «Словарем» складывались неровно. Полученные Вольтером в Берлине сперва первый, а потом и второй тома его заинтересовали, хотя и не полностью удовлетворили. Уже тогда он поделился с Фридрихом II идеей собственного портативного «Философского словаря», реализованной много позже. Замысел был полемически заострен против «Энциклопедии» Дидро и д’Аламбера. В его словаре должна была быть не сумма человеческих знаний, но лишь самые главные вопросы и философское их объяснение.
Примечательно, что первые статьи для «Энциклопедии» д’Аламбер заказал ему в 1754-м, лишь для пятого тома, и тогда же началась переписка редактора с автором. Среди этих статей были малозначительные, проходные, как «Evidence» («Очевидность»), «Eloquence» («Красноречие»), но и очень серьезные, ключевые, как знаменитые «Esprit» («Ум»), «Education» («Воспитание»), поражающие и мыслями и эрудицией.
Постоянным сотрудником «Энциклопедии» Вольтер становится лишь с 1755-го. Но он тогда поглощен устройством Делис, своим театром и довольно равнодушен к тому, что происходит в Париже, в том числе и к сражениям энциклопедистов с их противниками. Характерно, что в ответе на книгу Руссо «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» — он занят и этой полемикой — Вольтер, перейдя от защиты науки и искусства к «Энциклопедии», пишет еще: «Ваши друзья» из «Словаря», а не «наши друзья».
И тем не менее Вольтер уже назван в «Уведомлении о наших авторах», д’Аламбер заказывает ему новую серию статей иа следующие за буквой «Е» букву «F» и букву «G», среди последних очень значительная — «Goût» («Вкус»).
Заказана и еще одна из самых важных для автора и для «Словаря» статья — «Historié» («История»), которая будет напечатана позже, когда самого д’Аламбера на редакторском посту уже не будет.
Примечательно, что в 1755 или 1756 году Вольтер однажды удивленно заметил, что переписывается с ним один д’Аламбер, все заказы поступают от него. Дидро как бы отсутствует. Но уже в 1757-м последний привлечет его особое внимание своей драмой «Побочный сын». И главное, Вольтер не знает, но это так: без «невидимки» Дидро он не попал бы в «Уведомление о наших авторах».
Еще одну, самую важную, причину того, что он не сразу стал не только постоянным сотрудником «Энциклопедии», но не стал и одним из ее редакторов, раскрывает сам Вольтер уже в 1770 году. В письме д’Аламберу от 31 января читаем: «Я не страдал оттого, что мое имя не стояло перед Вашим и месье Дидро в работе, которая так влекла вас обоих. Я тогда же заявил, что мое имя принесет труду больше вреда, чем пользы, и разбудит врагов, которые рассчитывают увидеть слишком много свободы в статьях самых умеренных. Я заявил, что нужно вычеркнуть мое имя в интересах самого предприятия. Я заявил, наконец, что если мои продолжающиеся страдания (очевидно, имелись в виду болезни. — А. А.) позволят мне развлекаться работой, я буду писать в другом роде, который, может быть, не сравнится серьезностью с «Энциклопедическим словарем»… Лучше мне быть панегиристом этого труда, чем его сотрудником. И мое последнее заявление — «если предприниматели (то есть Дидро и д’Аламбер. — А. А.) захотят включить в труд несколько моих статей — они абсолютные хозяева».
Вот истинный ответ на вопросы, поставленные выше, — знал ли Вольтер уже о замысле «Энциклопедии», как отнесся к нему, почему не был сразу привлечен. У нас есть все основания полностью доверять его собственному свидетельству, тем более что оно — в письме д'Аламберу, который знал все это уже в 1751-м…
Словом, ситуация была подобной той, которая хорошо известна нам из биографий Пушкина и Грибоедова и истории декабристов. Обоих не приняли в члены тайного общества прежде всего потому, что они были ранее скомпрометированы в глазах царя и правительства и навлекли бы опасность на самое дело. И уже только второй причиной явилось то, что их берегли.
И тем не менее все факты, касающиеся отношения д'Аламбера и Дидро к Вольтеру и Вольтера к энциклопедиям вообще как компиляциям тоже верны, хотя и далеко не однозначны.
Именно споры из-за дальнейшей судьбы «Энциклопедии» сблизят Вольтера и Дидро. Оба окажутся куда радикальнее и смелее д’Аламбера, хотя он и произносит в свою защиту немало якобы вольнолюбивых и непримиримых тирад.
Вернемся, однако, к статье «Женева». Она была написана после того, как автор в 1756-м гостил в Делис и оттуда несколько раз ездил в Женеву. К собственным впечатлениям д’Аламбера прибавлялись еще два очень ценных источника информации и идей — записка о политической конституции Женевы, написанная по его просьбе профессором, пастором Верне, и сам Вольтер. Пока последний своими соседями еще очень доволен. Здесь республика, здесь добродетель, и, как ему кажется, терпимость, и приверженность к «современной» — просветительской — философии.
Вольтер крайне заинтересован в том, чтобы такая статья, задуманная, вне сомнения, с его участием, была написана и напечатана. Многие их наблюдения над Жизнью Женевы совпадают, и удивительное согласие во мнениях, взглядах обоих. Если некогда он признавал д’Аламбера лишь как математика, астронома, теперь тот его собрат-философ.
Так же, как, впервые приехав в Женеву, поступил Вольтер, и д’Аламбер знакомится с кальвинистскими пасторами и находит, что отличия их вероисповедания от католицизма — неверие в божественность Христа, в таинства и вечные мучения — сочетаются с достойной преклонения простотой, нравственной чистотой и терпимостью этих священников.