Что же касается ударов, которые Вольтер наносит Гадине, в это десятилетие они бесчисленны и разнообразны. Для него писать — значило действовать. И он действовал против фанатизма, нетерпимости, предрассудков, неверного представления о мире известным уже нам «Опытом о нравах и духе народов», изданным в 1762 году, хотя здесь это не было его главной и единственной задачей, бичуя феодальное духовенство, обманывающее и обирающее народ. Действовал философскими трактатами — «Важное исследование лорда Болингброка» (1767), «Бог и люди» (1769) и другими.
Но, вероятно, из всего написанного им в это десятилетие против Гадины наибольшее значение имели сочинения, связанные с практической борьбой, защитой жертв фанатизма и нетерпимости. А еще важнее общеевропейский резонанс от самих процессов, которые он вел.
В начале развернутого им в 60-х годах наступления на христианство Вольтер думал, что не так уж трудно будет разрушить это здание, оно прогнило насквозь и лишь кажется еще крепким. «Его соорудили двенадцать человек, — писал он д’Аламберу 24 июля 1760 года, имея в виду апостолов. — Но чтобы его снести, достаточно пяти-шести дельных людей, которые сговорятся между собой». Он предлагает и организует заговор и считает, что его участники должны действовать не только в полном единении, а и «во мраке», «не подставляя свои головы палачу». Они не должны погибнуть, как Самсон, обрушивший храм на врагов — филистимлян, но и сам погребенный под его развалинами.
Уловки, к которым успешно прибегал Вольтер, борясь с Гадиной, отметил молодой Маркс, написав о Вольтеровой «Библии, получившей наконец объяснение», — в тексте автор «проповедует безверие, а в примечаниях защищает религию», «и верил ли кто-нибудь в очистительную силу этих примечаний?».
Поняв, что борьба окажется много сложнее, чем он предполагал, Вольтер пишет все больше и больше теоретических и пропагандистских сочинений и все шире и шире распространяет их. Но еще более, чем прежде, старается всякий раз скрыть свое авторство. А когда оно обнаруживается, страстно отрицает. Ведь если бы он поступал иначе, за написанную еще в 50-х годах, но снова размноженную теперь «Проповедь пятидесяти» пришлось бы поплатиться пожизненным заключением в Бастилии. А его покойному другу, умершему в Берлине в 1751-м, Жюльену Ламетри, которому он приписал «Проповедь», ничто не угрожает. В такой же безопасности тогда же скончавшийся лорд Болингброк. Покойника не привлечешь за якобы переведенное с английского «Важное исследование милорда Болингброка» и другие, такие же резкие антиклерикальные сочинения, изданные под его именем, но на самом деле написанные Вольтером.
Величайший мастер конспирации, пользовавшийся — напоминаю — 137 псевдонимами, то фамилиями покойников, то живых, то вымышленными, а сколько его сочинений выходило анонимно, Вольтер становится еще более изобретательным теперь, когда «бомбы», обрушиваемые им на религию и старый порядок, становятся все тяжелее и тяжелее и все сильнее разят цель.
Но не меньше, чем о «мраке», Вольтер заботится о единстве. Умножая собственные усилия, действуя уже и как адвокат справедливости и терпимости, продолжая писать, издавать, распространять бесчисленное множество книг, брошюр, листовок, не оставляя и драматических жанров, и бьющих по той же мишени философических повестей, Вольтер неутомимый руководитель заговора против Гадины. И в числе участников заговора не только офицеры и солдаты его армии, партии философов. Круги от центра или штаба заговора — Ферне — расходятся все шире и шире. Блистательный стратег и тактик, Вольтер каждого использует сообразно его дарованиям и возможностям. Аббат Морелле написал «Учебник инквизиторов». Нужно как можно шире распространить эту замечательную книгу, мощное орудие в их арсенале.
Дамилавиль — тоже сотрудник «Энциклопедии» — такой книги не написал. Но постоянный связной просветителей, чему очень помогает должность начальника почты, конспиративно соединяет Вольтера с Дидро, Гольбахом, другими преследуемыми энциклопедистами. Кроме того, он передает опасные рукописи издателям и копиистам: то, чего напечатать никак нельзя, расходится по всей Европе в списках. Д’Аржанталь устраивает на парижскую сцену трагедии Вольтера, а ведь они бьют по той же цели. Д’Аламбер не только сам выступает против Гадины, но вербует сторонников заговора во французской Академии. Доктор Троншен добывает информацию, что тоже очень важно.
Еще более примечательно, что Вольтер сумел вовлечь в заговор не одного старого безбожника, Фридриха II, издавна третировавшего духовенство, но и Екатерину II, Станислава Понятовского, немецких курфюрстов и курфюрстинь, маркграфов и маркграфинь, принцев и принцесс других государств, герцога де Шуазель, маркизу де Помпадур, каждому отводя его боевую точку и прекрасно понимая предел их убеждений и искренности.
Одно перечисление произведений Вольтера 60-х и 70-х годов, один список его адресатов и адресантов заняли бы очень много места. И девиз «Раздавите Гадину!» стоит над всем, что он писал и делал в эти десятилетия, рядом с другим девизом — «Но надо возделывать свой сад!», являясь — повторяю — его вариацией.
Конечно, критика религии Вольтером на наш сегодняшний взгляд несовершенна, а порой, особенно когда речь идет о библии, и груба. Но мы должны относиться к ней исторично и прежде всего оценить, какую огромную роль играла его критика тогда.
В статье портативного «Философского словаря» «Бог» подчеркивается необходимость веры в высшее существо, но отвергается «мстительный бог», «бог-полисмен», санкция наказания преступления официальной религии, породившей миллион преступлений.
Мы находим в той же статье и сомнения в существовании бога, так же как и в том, что его не существует. Нет доказательств ни того, ни другого. «Но если бог существует, быть его учеником — значит видеть благородное сердце и справедливый разум».
Там же в статье «Деист» говорится: «Деист — человек, твердо убежденный в существовании высшего существа, столь же доброго, столь могущественного, создавшего все… который без жестокости наказывает за преступления и с добротой вознаграждает за добрые поступки. Деист не знает, как бог наказывает, как он благодетельствует, как прощает, деист не настолько отважен, чтобы льстить себя надеждой, что он знает, как бог действует. Но он знает, что бог действует и что он справедлив». Дальше подчеркивается — деист не принимает никаких иных религий.
Из других определений деизма Вольтером еще более очевидно, что это не религия, противостоящая другим религиям и отвечающая его общим воззрениям.
«Кто такой деист?» — спрашивает автор и отвечает: — «Тот, кто говорит богу: «Я поклоняюсь и служу Вам». Но это только начало. Дальше следует: «Тот, кто говорит турку, китайцу, индейцу, русскому: «Я люблю Вас». Автор идет еще дальше: «Деист верит, что все люди — братья».
Действительно, практические потребности диктовали Вольтеру признание существования бога, как правильно считал академик В. П. Волгин, с ним соглашается и Е. Г. Эткинд. Но, думается мне, первой и главной «практической потребностью» была борьба с официальной религией и самыми страшными ее спутниками — нетерпимостью и фанатизмом, борьба за справедливость, а отнюдь не обман народа с целью его обуздания. Слишком громко Вольтер кричал, что, если бога не существует, его бы следовало выдумать, остроумно заметил М. Лифшиц. Этого нельзя было не услышать, и это слышали. С другой стороны, у фразы есть продолжение: «но в этом нет нужды, ибо бог есть».
Вольтера так любят относить к правому крылу французских просветителей, что упорно не замечают его широты, того, как в нем сочеталась защита частной собственности и забота о благе народа и народов, о каждом человеке и человечестве.