– И что такого вы рассказали? – все тем же доброжелательным тоном поинтересовался Валентин и ободряюще улыбнулся.
Уяснив, что отвечать оперативному работнику милиции все же придется, Нечубаренко принялся неспешно рассказывать:
– Ну что, после работы решил зайти в промтоварный магазин. Мне надо было присмотреть себе новый портфель, потому как старый пришел в негодность и весь растрескался… Я подыскал портфель, который меня устроил, и уже намеревался было его купить, как совсем недалеко от меня кто-то громким голосом приказал всем лечь на пол. Грабежи у нас – вы уж извините меня за мою гражданскую прямоту – дело обычное, – искоса глянул на Рожнова гражданин Нечубаренко, – так что я беспрекословно подчинился приказанию, даже не посмотрев на того, кто это сказал. А потом раздался выстрел, и мне ожгло… заднюю часть тела, – машинально тронул себя за зад начальник производства швейной фабрики. – От неожиданной боли я непроизвольно дернулся и в это время заметил стоящего неподалеку грабителя с пистолетом в руке. Он был обряжен капитаном морского гражданского судна. А потом мне показалось, – при этих словах Нечубаренко снова глянул на Валентина Рожнова, – что в магазин вошли еще два человека…
– Показалось или точно вошли? – воспользовавшись паузой, спросил старший оперуполномоченный.
Начальник производства швейной фабрики сначала призадумался, а потом твердо ответил:
– Вошли. Я их заметил боковым зрением.
– И что?
– Они, как мне показалось, были заодно с этим морским капитаном…
– Опять показалось? – с небольшой долей сарказма произнес Рожнов.
– А что тут поделаешь, – хмуро ответил Нечубаренко. – Я ведь их не разглядывал. Глянешь на них, так они еще и пристрелят.
После беседы с Нечубаренко капитан Рожнов направился в коммунальную квартиру, где проживал Анатолий Темников, дожидавшийся сейчас, сидя в камере, суда. Старший оперуполномоченный, отличавшейся дотошностью, зашел по адресу проживания Темникова не случайно, он преследовал две важные цели: первая – нелишним было посмотреть, как жил обвиняемый, а вторая – следовало составить о нем свое собственное впечатление, которое уже вполне реально вырисовывалось, только не хватало некоторых деталей.
Валентин зашел в барак, где вполнакала горела лампа, и прямо на пороге весьма недоброжелательно был встречен соседкой Анатолия Темникова, Марфой Недотрогиной. Женщина, чей возраст приближался к пятидесяти, обладала скверным характером. Что совсем не мудрено, – проживание в темном бараке, при этом имея не сильно высокий социальный статус, не всегда способствует духоподъемности. Марфа Васильевна всегда была на что-то сердита: она была недовольна погодой, утверждая, что во времена ее молодости климат был куда теплее и приятнее; частенько критиковала «теперешнюю» молодежь, которая «совсем не почитает старость»; случалось, выражала негодование в адрес городского начальства, сравнивая его с прежним, где-то двадцатилетней давности, по ее словам, много лучшим: «И о людях заботилось по совести, как положено, и доступнее были»; возмущалась новыми деньгами, не так давно заменившими старые.
Вот и во время прихода в коммунальную квартиру капитана Рожнова Марфа Васильевна была, как обычно, не в духе и что-то колдовала на кухне. Завидев Валентина, безошибочно распознала в нем милиционера и произнесла с большой язвой в голосе:
– Чо опять здеся вынюхиваете? – Она зло зыркнула на Рожнова. – Посадили хорошего человека ни за что ни про что, так чего теперя ходить-то? Добились своего! – добавила Марфа Васильевна, хотя до ареста Темникова она и его не считала за «хорошего человека».
В углу крохотной кухоньки заохал, застонал, закряхтел самовар. Марфа Васильевна подошла к нему без спешки и закрыла кувшин колпачком, лишая костер воздуха. Дохнув напоследок, он миролюбиво затих.
– А вы думаете, ни за что? – поинтересовался Валентин Рожнов, приостановившись, отнюдь не обидевшись за такое неласковое обращение.
– Я не думаю, я знаю, – отрезала Марфа Васильевна, продолжая метать из глаз молнии.
– И откуда у вас такие глубокие познания? – осторожно спросил старший оперуполномоченный.
– Оттудова! – безапелляционно заявила Марфа Васильевна и уперлась руками в бока. – Когда магазин на Пионерской грабили, он здеся был, в своей комнате сидел, газеты читал.