— Словечки эти твои, — поморщился Егор.
Больше, однако, мозги промывать Ярославе он не стал, отбыл восвояси. Соседки ещё немного поворчали на Ярославу, но ей, прожившей большую часть жизни в казенном доме, эти высказывания, что слону дробинка.
Уснуть Ярослава больше не смогла. Взяла в руки привычный блокнот. В колледже учили даже наброски делать в этюднике, преподаватели ругали ее частенько, что свои образы чиркает просто в тетрадочке. Но Ярославе как и всегда, мнение окружающих было безразлично. Она делала, как ей удобнее. Ещё в детском доме уяснила, что сколько не старайся угодить окружающим, все равно хорошим не будешь. Поэтому будь собой и поступай как тебе нравится.
Графика ей давалась легко, сложности были с натюрмортами, не нравилось работать с холстом.
— Ярослава, только босяки чиркают в тетрадках, — морща нос говорила Калерия Павловна — преподаватель истории искусства, — мы прививаем вам тонкое чувство прекрасного, знакомим с классикой, где рисуют маслом. О живописи говорим в конце концов, — видя безразличное к ее воззваниям лицо ученицы, сдавалась преподаватель.
Ярослава все это слушала, но продолжала делать наброски в блокноте. Птицы, кони, драконы, львы, тигры, медведи, чего только она не изображала. Это вам не колонны ионические.
Егору было некогда делать наброски, а брать готовое Ярослава отказывалась. Поэтому делала наброски сама, чтобы у заказчика был выбор.
Ее работы стали чаще появляться на улицах города, вся тусовка местных гонщиков делала аэрографию у неё. Потом потянулись люди из других городов. Работа по нанесению аэрографии была буквально ювелирной, краски нужно было подбирать, смешивать, добиваться нужного цвета, при этом по несколько раз наносить слой, чтобы он был толстым, было не желательно. Сразу бросалось в глаза.
Один заказ Ярослава выполняла до четырёх месяцев. Платили за работу неплохо, но много уходило на материалы.
И все же ей удалось накопить на машину. Гоночную Егор купить ей бы однозначно запретил, но и на малолитражке не настаивал, понимал, что бесполезно. В итоге Ярослава стала владелицей собственного автомобиля.
Она не участвовала в гонках, но выехать на вечернюю трассу и выжимать из машины максимальную мощность ей никто не запрещал. Это была свобода. Пусть мнимая, но доступная ей в данный момент.
Глава 5
Ярослава видела этих людей на гонках. Хоть и была там всего пару-тройку раз, но образ молодчиков на чёрной машине, стоящий отдельно от большой компании запомнила. Как не запомнить то, что вызывает у тебя стойкое отторжение.
И вовсе не приверженность к здоровому образу жизни вызывала у Ярославы неприязнь к наркотикам и алкоголю. Где-то глубоко, на подкорке, уродливой фотографией запечатлелось то, к чему все это может привести. Пьяные компании, нищая городская окраина. Она была там. Сначала одна, потом с родителями Егора.
Одна была ещё проживая в детском доме. Стало интересно. Картина удручала, покосившиеся домики, грязные улицы, запах свалки. На художника, живущего внутри тринадцатилетней Ярославы вид впечатления не произвёл. Для себя решила, что возвращаться сюда не будет. Даже дом, который когда-то был ей родным, искать не стала.
Родители Егора настояли на том, чтобы Ярослава посмотрела, что стало с домом, где она жила с матерью. Ей было восемнадцать, по идее имуществом, которое у неё было, Ярослава имела право распоряжаться.
Отказать людям, которые принимали ее как родную, Ярослава не могла.
Оказалось, что есть бумаги, по которым ей принадлежит небольшой участок, и полуразрушенный дом. Окна в лачуге, это строение и при жизни матери сложно было назвать домом, а уж после, тем более, были выбиты. В рамах уродливо торчали осколки стекла. Завалившийся забор без калитки, заросший бурьяном двор, отсутствие входной двери. Ярослава остановилась, собираясь с духом, чтобы войти, будто это не дом, а пещера дракона.
— Не хочешь, не ходи, — сказала Ольга Николаевна, — мы сами сходим.
Ярослава мотнула головой. Она в этой жизни ни перед какими страхами не отступала, а тут уж и подавно бояться нечего.
В доме на изгнившем полу, валялись шприцы, разодранные матрасы, разломанные стулья. В углу кухни притулилась законченная печь. Если что и было ценное, то скорее всего вынесли местные наркоманы и алкоголики.
Кругом было стекло от разбитых бутылок. Во второй комнате стоял старый шкаф. Одной дверцы не было. Ярослава, повинуясь какому-то порыву, открыла дверцу и выдвинула небольшой деревянный ящик. Там, в хаосе, лежали старые фотографии. Часть черно-белых, некоторые цветные. Ее дедушка с бабушкой, с двумя детьми, ее матерью и высоким, худым, лопоухим мальчиком. Дальше шли фотографии ее матери в юности. Потом она на руках с Ярославой, рядом с дедушкой и бабушкой и все.
Больше фотографий не было. Ярослава пыталась вглядеться в лица ее родных людей, но перед глазами все расплывалось.
— Детка, пойдём, — приобняла ее Ольга Николаевна.
— Теть Оль, — подняла глаза на женщину Ярослава, — как можно своего ребёнка променять вот на это? — обвела руками захламлённую комнату.
— Яр, это болезнь, — попыталась успокоить ее Ольга Николаевна.
— Это добровольный шаг в пропасть. Ей ведь в рот никто не наливал, сама пила, не хотела жить по-человечески, бороться.
— Пойдём, — позвала ее ещё раз Ольга Николаевна.
— Ярослава, этот дом только под снос, живого в нем, кроме вот этих фотографий ничего и нет, — покивал на снимки в ее руках Владимир Фёдорович, — этот парнишка кто?
— Не знаю, я же маленькая сосем была, дедушка с бабушкой погибли, их я совсем не помню, да и мать смутно. Даже где похоронены не знаю.
— Это можно на городских кладбищах поузнавать потом.
— Да, дом давайте снесем, для этого что-то нужно?
— Технически, у Егора техника есть, а по бумагам я тебе не подскажу. Мусорный полигон убирают, стройку затеяли, возможно участки скупать будут.
Дом они снесли, остался участок. Его они с Егором обтянули лентой, решили ждать, может найдётся покупатель, эту часть города начали активно застраивать. Надо же, столько лет была городская свалка, а теперь элитный жилой комплекс, судя по рекламному проспекту.
Кроме участка, Ярослава из посещения некогда родного дома, выделила для себя, что никогда, ни при каких обстоятельствах, как бы тяжело не было, искать утешения на дне бутылки не будет. Про наркотики и говорить нечего. Сколько историй за годы жизни в детском доме она слышала, да и перед глазами прошло не мало. Ребята, которые хотели заработать, брались распространять наркотики и либо сами на дрянь подсаживались, либо отправлялись за решетку.
Поэтому мужчин на темной машине, которые на гонках присутствовали с определенной целью: толкнуть свой товар, встретила Ярослава не приветливо.