Берэнин покачала головой, осторожно поливая несколько цимбидиумов:
— Не понимаю я, почему ты с ними говоришь, и почему позволяешь им говорить с собой. Я их люблю именно потому, что они красивые — и молчат.
— Ох, — поморщился Браяр. — Полагаю, у вас наихудшая работа в мире — все постоянно чешут при вас языком.
Императрица засмеялась:
— Я к этому привыкла. Покуда я могу здесь отдохнуть, всё будет хорошо. — Она подняла голову, взглянув на солнце, и вздохнула: — Полагаю, я уже достаточно долго оставила их без присмотра. Уже почти полдень, и они капризничают, если их не покормить. — Она погладила ярко-розовую орхидею «дерево жизни»: — Как и мои красавицы — только от дворян шуму гораздо больше. Ну, среди них тоже есть красавчики, чтобы меня успокаивать. — Она сняла перчатки, и отложила их в сторону, затем оставила орхидеи, и подошла к Браяру.
— Как те Джа́кубен и Финлак? — спросил он, следуя за ней мимо шакканов.
— Ах, этими я готова поделиться, — ответила Берэнин. — Вот. Так будет быстрее. — Они вышли через боковую дверь в деревянный коридор, который выходил на мощёную камнем дорожку через открытые сады. — Я надеюсь, что один из моих очаровательных мальчиков убедит мою дорогую кузину Сэндри остаться в Наморне.
«У этих безголовых павлинов кишка тонка в чём-то её убедить», — подумал Браяр, но промолчал. «И мне не стоит говорить ей, что у Сэндри стальная воля и своя голова на плечах. Берэнин придётся это обнаружить самостоятельно. Ради её растений, я надеюсь, что этот урок окажется для неё не слишком болезненным».
Расположившись на траве, Даджа и её спутники продолжали ожидать, когда дворцовые часы пробили сначала один час, потом второй. Наблюдая за окружавшими её людьми, Даджа решила, что они как черепахи. Все грелись на солнце с довольными выражениями лиц. Этому предавались даже присоединившиеся к ним мужчины, вроде Джака и Кэнайла.
— Это что, какой-то северный обычай? — спросила Сэндри, когда прошёл второй час, и поправила своей магией шов на платье одной из женщин. — Вы выходите на улицу, чтобы печься на солнце как булки на противне?
— Подожди, пока ты переживёшь зиму в Данкруане, — посоветовала черноволосая и черноокая Кэ́йдлин фа Сэ́раджэйн, фрейлина. — Тогда ты тоже полюбишь солнце.
— Но оно же ужасно влияет на вашу кожу, — указала Сэндри. — Со временем она у вас задубеет.
— У нас есть лосьоны, кремы, и бальзамы для кожи, — сказала Ризу, задрав голову, чтобы подставить лицо солнечному свету. — И зима уж слишком длинная. Мы рискнём.
Даджа огляделась:
— Мне казалось, что внутри я видела людей постарше, но здесь всем максимум тридцать, — заметила она.
Её спутники тихо засмеялись:
— Нам полагается не отставать от неё, — с улыбкой объяснила Ризу. — По утрам никто не знает, взбредёт ли ей в голову проехаться верхом…
— Или на охоту, — сказал Джак, сидевший скрестив ноги с противоположной стороны от Сэндри. — Или на пляж, — мечтательно продолжил он, — или на рынок…
— Те, что постарше, снова присоединяются к нам позже, когда уже ничего другого не происходит, — сказала Ризу. — Сегодня Её Имперское Величество хотела, чтобы Леди Сэндрилин встретили её ровесники, и она не желала формальностей.
— Зал Роз — для веселья. — Кэйдлин плела стебельки травы, делая из них браслет. Она уже успела сплести их для половины всей их компании. — Зал Солнца — для полного двора и более закрытых церемоний, а Зал Мечей — для аудиенций, изысканных приёмов и тому подобного.
— Значит, это как условные знаки при дворе, — заметила Сэндри. — Если вы знаете, где находятся люди, то довольно хорошо представляете, что происходит.
Даджа улыбнулась:
— Пишешь для нас путеводитель, Сэндри? — спросила она. — Или для себя?
Сэндри лишь фыркнула в ответ.
— А происходит вот что: наша императрица повела твоего друга в оранжереи, куда она большинство из нас не пускает, — с туманом в карих глазах проворчал Кэнайл.
— Говори за себя, — сказала Ризу. — Некоторых своих фрейлин она туда пускает.
— Ну, едва ли их друга Браяра можно назвать фрейлиной, — указал Джак. — И лучше уж ему следить за манерами в обществе Её Имперского Величества.