Аркадар бежал за мной всего на полшага позади. Я прокладывала путь, крича предупреждения, уворачиваясь, буквально продираясь между разлетающимися во все стороны сгустками воли. Чем ближе мы были к центру поля, тем сильнее становился гул. Он уже не просто звучал в ушах – он вибрировал в груди, в костях, сжимая легкие. Воздух стал густым, тягучим. Время словно бы замедлялось, ноги увязали словно в ночном кошмаре. Каждый шаг давался с невероятным усилием. Пульсация чистой силы отзывалась тошнотворным ощущением внутри. Она практически ослепляла своим светом.
Силуэт студента, если это был он, едва угадывался в переливающемся пятне света, будто тень на поверхности солнца. Но не успели мы окончательно приблизиться к нему, как из самого сердца столба силы послышался хриплый, надрывный крик. Он был полон такой нечеловеческой боли и отчаяния, что у меня волосы встали дыбом. Крик оборвался так же резко, как и начался.
– Таанг! – синхронно, надрывно выкрикнули мы с Аркадаром.
Столб силы пошатнулся и словно бы расширился ещё на пару метров. Камни под ногами трескались с сухим, оглушительным хрустом, земля уходила из-под ног.
– Мы с этой штукой не справимся! – закричала я, отскакивая от трещины, которая прошла между нами.
Я обернулась на Аркадара. Его тело теперь тоже окутывала бледная, едва заметная дымка – его собственная Высшая воля. Но тусклая яркость его силы не шла ни в какое сравнение с тем ослепляющим адом, что окружал нас, грозя поглотить без остатка.
– Какого черта вы тут забыли?
Голос прозвучал совсем с другой стороны. Резкий, хриплый, полный ярости. Мы обернулись.
Таанг оказался совсем в другом месте, метрах в пяти от светового столба. Взъерошенный, с окровавленной рукой, с распущенными волосами, которые развевались вокруг его головы словно змеи. И его окутывала знакомая, густая алая дымка его собственной воли. Но сейчас она была куда ярче, больше похожей на клубящийся дым и пламя.
– Я просил вас бежать отсюда! – его лицо перекосила чистая, неподдельная злость, и он совершенно не скрывал своих эмоций.
– Мы думали, ты остался там! – я пошатнулась, чувствуя, как растерянность сбивает силу с толку. – Мы хотели помочь!
– Что ты можешь против чистой воли?! – он буквально рычал, его глаза горели. – Ты хочешь сгореть? Превратиться в них?!
Он резким движением головы указал на трибуны, сейчас больше похожие на копошащийся муравейник. К своему ужасу, я увидела, как человеческие тела буквально шлепаются на землю с первых рядов и пытаются ползти вперед в сторону силы. Под ногами все вновь содрогнулось, и взгляд беспомощно скользнул к Таангу. Я ошиблась. Опять.
Сначала мне показалось, что его алая воля расплылась и заполнила собой все пространство вокруг, но лишь когда красная дымка покрыла собственные руки, почувствовала едва заметное покалывание в затылке. Аркадар дернулся, недоуменно осматривая себя и подрагивающие пальцы. Его собственная защитная дымка вспыхнула ярче. Я не успела испугаться за него, когда он оглянулся на бойца.
– Моя воля, – коротко ответил Таанг, оборачиваясь в другую сторону. – Вы мне нужны в сознании, а не в форме зомби. Надо выбираться отсюда. С этой… штукой нам не справиться. Это выше нас.
Мы кинулись обратно, к трибунам, к относительной безопасности нашей группы. Бежать было ещё тяжелее. Сила давила со всех сторон, сгустки воли летали чаще, плотная масса подавленных людей волновалась по краям поля совсем не дружелюбно двигаясь к центру со скоростью сонной черепахи. Но у меня мурашки по телу ползли от вида этих ломанных почти неестественных движений. Казалось, стоит остановиться, и внутренности полезут наружу.
И тут мы увидели Юийо. Он возвращался. Не с магистрами, не с помощью. Один. Его лицо было белым как мел, он тяжело, судорожно дышал, опираясь о колени.
– С поля нам не выйти, – он выдохнул, едва мы подбежали. – Мы заперты.
– Что? – хором выдохнули мы.
– Выходы… они заблокированы, – парня колотило крупной дрожью, и я подхватила его за плечо. – Не людьми. Этой… пеленой. Стеной из этой силы. Магистры бьют по ней, но она… она поглощает всё. Связи нет, выйти не можем.
Мы обернулись на Таанга. Наверняка одна и та же мысль была у всех: сейчас только он понимал, что происходит. И только на его знания и силу была надежда. И хуже всего было то, что на его лице не было привычного самоуверенного выражения – только нахмуренные брови и двинувшиеся желваки на скулах.