– Выходит ради этого ты вчера сюда шла – чтобы просто постоять на холоде, – Аззак не дал тишине долго продержаться между нами. – Чего тебя потащило на крышу ночью, да еще в таком состоянии?
– Ты специально пришел мешать мне?
Честно говоря, я не знала, что ему ответить. Еще вчера казалось, то мне нужно проветриться, что нужно размяться и просто отдохнуть от бесконечно надоевшей комнаты. Но вновь и вновь перекручивая момент необъяснимого облегчения, которое я почувствовала тогда на крыше, я поняла, что для меня сама возможность добраться сюда, суметь пройти этот путь в полной темноте уже была целью. Не крыша, не ночь, не ночной воздух. Мне просто хотелось убедиться, что я не беспомощна.
– Мне сказали, что ты начала различать свет и тень, – он не стал ждать ответа.
– Да. Все-таки зрение ко мне возвращается.
– Я рад.
– Не торопись. Как только снова начну видеть, я тебе это припомню.
– Ах, вот о чем ты думаешь, – он хохотнул
– Ты же не думал, что я прощу это тебе?
– Едва ли. Но могла бы сказать спасибо за такой опыт. Как насчет развития сверхощущений?
– А что ты хочешь услышать?
Пробегая пальцами по гладкой холодной металлической поверхности, я ткнулась рукой во что-то теплое, не сразу сообразив, что это была лежавшая на перилах рука Аззака. Правда, чтобы понять это, мне пришлось положить ладонь сверху – я ведь совершенно точно помнила, что парень стоял совсем с другой стороны.
– И как оно чувствуется? – насмешливо прозвучал его голос, когда я испуганно отдернула от него руку.
– Никак, – мрачно пробормотала я, машинально потирая ладонь о ткань больничных штанов.
Он больше ничего не сказал, позволив мне наконец остаться в тишине наедине с собой. Ночь была немного теплее, так что в этот раз я простояла на крыше немного дольше, но скоро меня и, правда, потянуло в сон. Совершенно не собираясь оповещать своего сопровождающего об этом решении, я отвернулась от перил и считая шаги направилась в сторону выхода с крыши. Не прошло и нескольких секунд, как он схватил меня за плечо.
– Стой! Тут железки какие-то лежат.
Я недоверчиво протянула ногу и через несколько наугад сделанных движений, ткнулась во что-то твердое, со звоном прокатившееся в сторону.
– Этого здесь не было.
– Потому что ты пошла не в том направлении… И не надо, я по лицу вижу, что ты считаешь меня во всем виноватым, – положив руку мне на талию, он повел меня в другую сторону. – Можешь обвинять меня хоть в конце света, но тебе пора бы уже привыкнуть к мысли, что сотворенное мною это случайность.
– Эта твоя случайность стоила мне…
– Не ворчи, – я даже поперхнулась от возмущения, а он продолжил. – Я лишен высшей воли, меня отлучили от всех тренировок, я извинился, предложил помощь и даже помог, а ты продолжаешь меня обвинять во всем.
– Потому что ты виноват… и ты не извинялся.
– А что это по-твоему было?
– Исполнение назначенного наказания. Люди извиняются, когда чувствуют вину за что-то.
– А я по-твоему не чувствую?
– Весьма сомневаюсь.
– Ты злая.
– Что?
– Кричи еще громче и сюда сбегутся все. Ты решила считать меня врагом.
– Если ты забыл, ты меня ослепил!
– Оно же восстанавливается.
– Ты. Меня. Ослепил.
– Злая и упрямая.
Я раздраженно отмахнулась, стряхнув его руку со своего плеча, и он не стал настаивать на том, чтобы вести меня дальше. Вплоть до самой моей палаты рядом слышались только его шаги, но больше не было сказано и слова. И хорошо: не думаю, что я смогла бы удержаться от рукоприкладства, если бы мы продолжили упрекать друг друга во всем подряд.
– А ты все-таки позвала меня, когда тебе было плохо.
Он выпалил это как раз вовремя: дверь закрылась именно на последних словах. Я тут же обернулась и едва удержалась от того, чтобы не пнуть ее. Если бы мне повезло, что она успела бы хлопнуть парня, как следует, но если бы это не получилось… Даже не хотелось думать о том, как он будет усмехаться, наблюдая за моим жалким состоянием, когда я буду пытаться найти его. Пожалуй, только нежелание дать ему лишний раз наблюдать за моей беспомощностью удержало меня от необдуманного действия.