– Молодцы.
– Вы бы еще дольше копались, – раздалось сбоку.
Возле еще одной кучи ледышек, вокруг которых растекалась большая лужа, стоял ехидно усмехающийся Таанг. Судя по голограмме времени перед преподавательницей, студент справился меньше, чем за минуту.
– Притащился-таки, – не остался в долгу Аркадар.
– Совесть замучила, знаешь ли, – скорчил гримасу тот.
– Так все тебе и поверили, – почти хором ответили мы, направляясь к ступеням.
Таанг что-то пробормотал, но я его не расслышала и не собиралась переспрашивать. Парни устроились за одним из предпоследних столов наверху, я присела на свободное место неподалеку от лекторской площадки, наблюдая, как магистр растворяет остатки ледяных стен. Внутри снова зашевелился червяк зависти владению Высшей волей. Она возобновила лекцию, первую часть которой мы пропустили. Пару раз мне хотелось обернуться на Таанга: все еще не верилось, что любитель пропускать так неожиданно появился, но мне удавалось сдержаться, успокаивая себя тем, что у меня еще будет возможность сказать ему пару слов на тренировке с высшей волей.
– Ну, как тебе? – совсем рядом прозвучал голос Аркадара, когда мы вышли из зала, как оказалось, обращался он к Таангу, который шел рядом с ним.
– Занудство, – тот показательно зевнул. – Не зря я не хотел идти.
– Зачем пришел тогда?
– Говорю ж, совесть замучила.
Последние слова он произносил, поймав мой прямой взгляд, и в этот момент словно специально повысил громкость своего голоса. Я фыркнула и отвернулась: еще не хватало попадаться на новые насмешки Таанга, которые так и сыпались из него каждый раз, когда он открывал рот. Я вышла на улицу, пытаясь выдохнуть скопившееся за эти полдня напряжение. Почти сразу же мне пришло сообщение от Таны с просьбой подождать ее у главного входа, поэтому я просто уселась на ступеньки и стала ждать.
– Виэтрикс? – высокий хрустальный голос за спиной был знакомым до боли.
– Чего? – я даже не пошевелилась, продолжая смотреть за студентами, снующими тут и там.
– Может… хватит? – шаги приблизились, остановились где-то совсем рядом. – Мы же… мы же были подругами. До всего этого.
– До. – одно лишь слово определяло все это между нами. – Ну? Говори, чего пришла.
– Я хотела объяснить. Про Ночные бои. – Лилиа оглянулась, будто боясь свидетелей, и присела рядом на корточки, слишком близко. – Я знаю, ты злишься. Не перебивай, пожалуйста! Дай договорить!
Она схватилась за мое запястье, не позволив мне встать. Я машинально отдернула руку, и девушка тут же отпустила, словно обожглась, лицо ее исказилось.
– Мы же тренировались бок о бок целый год! Ты знаешь, как я дерусь! Я никогда не применяю волю в спаррингах с физической силой, тем более против… против друзей! Я не знала, что блокатор отключен! Я клянусь! Но…, – она замолчала, губы ее дрожали.
– Но? – я не сдержала ледяного тона. – Договаривай свою сказку.
– Я думаю… – Лилиа шумно вдохнула. – Я думаю, что кто-то другой применил ее. Через меня. Или вместо меня.
– Ха! – смешок вырвался сам, резкий и невеселый. – И кого ты пытаешься обмануть? Себя? Или меня? Если бы кто-то чужой применил волю там, в центре арены, его бы мгновенно засекли все!
– Вот именно! – она почти вскрикнула, в ее голосе звенела искренняя, истеричная убежденность. – И если бы это была я, меня бы тоже засекли! Но сигнала не было! Ни на кого! Никакого следа воли, кроме… кроме того, что ты видела!
– Лилиа, – я перебила ее, пытаясь сохранить остатки самообладания – Я видела. Я стояла там. Я чувствовала, как земля двигалась под ногами. Я видела твою руку. Твой жест. Твои глаза перед этим. Не пытайся спихнуть это на человека-невидимку.
– Полгода! – хрусталь голоса сорвался на крик, она всплеснула руками. – Почти полгода я пытаюсь до тебя достучаться! Объяснить! Ты не слышишь!
– Верно. – я поднялась, глядя на нее сверху вниз. – И слушать не буду. Никогда. Ты обставила всех, получила победу. Так хватит ходить за мной и убеждать в обратном. Возьми ответственность за то, что сделала. И отвали от меня.
Внутри что-то до боли сжалось, и я развернулась, почти бегом спустившись с лестницы. Вместо облегчения от окончания разговора, чувствовалась только еще большая тяжесть. И почти физическая боль где-то в центре, где обычно разливалась воля. Рука машинально сжала ткань футболки, когда, завернув за угол, я прислонилась к стене и попыталась выдохнуть. На языке горечью разливалось сказанное. Впервые я кого-то попрекала тем, чем всегда попрекали меня.