– И пока мы обсуждали это дело, – мама продолжала говорить, не заметив моей реакции, – вспомнили еще несколько похожих случаев, и мне стало любопытно, сколько таких есть еще. Тем более, что среди моих знакомых ни у кого нет детей-волевиков.
– Ты изучала преступления с использованием воли? Но твой профиль…
– Да, это не мой профиль. Чтобы стать специалистом для волевиков, нужен не один год дополнительного обучения, плюс практика, и постоянное взаимодействие с владельцами воли. Обычному человеку не понять, что происходит с такими, как ты, что у вас внутри. Даже мы с Ангроном не можем до конца осознать, что за сила в тебе скрывается, и как тебе помочь, если что-то пойдет не так.
– Я сама себе помочь не в состоянии, – пробормотала я, припоминая ситуацию на практике.
Мама не успела ничего сказать, когда послышался звук открывшейся входной двери. Поглубже выдохнув, я отставила в сторону чашку: встреча с отцом могла пройти не так легко, как всем хотелось бы. Насколько тяжелых шагов, щелчки расстегивающегося форменного пальто. Изо дня в день, из раза в раз, из года в год привычные знакомые звуки возвращения домой, которые, кажется, я могла бы услышать даже из комнаты со второго этажа.
В проеме гостиной показался папа. На ходу закатывая рукава черной рубашки, все еще по-военному застегнутой под горлом, он мимоходом окинул взглядом комнату, на секунду задержав взгляд серых взгляд на мне, и тут же направился в кухню, бросив через плечо.
– О, дочь приехала.
Мама предупреждающе посмотрела на меня и жестом попросила держать себя в руках. В ответ я закатила глаза, и поднялась с дивана, направившись следом за ней на кухню.
– Ага, привет.
Он налил себе воды и повернулся к нам, прислонившись спиной к стойке. Обычно суровое лицо казалось каким-то задумчивым, он смотрел вперед, но словно бы сквозь нас, потерявшись в мыслях. Эта задумчивость словно бы добавляла его лицу еще пару десятков лет. Запоздало пришло осознание, что выглядит он сильно уставшим, вот только это быстро скрылось, как только он прямо взглянул на нас и заговорил.
– Вы уже ужинали?
– Нет, – мама направилась к холодильнику – Хотели дождаться тебя. Ирман будет?
– Нет, он где-то за городом.
– Учения? — я подняла брови.
– Развлечения.
Короткие ответы, поджатые губы и каменное выражение лица. Он был не очень-то доволен и занят какими-то своими мыслями. Пока мама вынимала из духовки мясо, он достал тарелки с верхней полки, куда мы бы не дотянулись без стула, и три винных бокала. Следом за последними показалась одна из знакомых бутылок красного вина.
– За встречу, – просто предложил он, открывая бутылку. – Нечасто в последнее время тебя можно увидеть дома, Виэтрикс.
Я потянулась за бокалом, но на полпути рука замерла. В его словах мне послышался неприятный укор, которого не выдал ни голос, ни выражение лица. И мама вновь вклинилась между нами, предотвращая столкновение.
– Как твоя голова, Ангрон? – она провела по его зачесанным назад темным волосам.
– В порядке, – просто ответил он, отодвигая для мамы стул и усаживаясь между нами. – Проверки кончились.
Выдохнув, я опустила взгляд на свою тарелку, бездумно протыкая один и тот же лист салата. Пара часов, что мы провели с мамой вместе прошли веселее, чем начинался этот тихий и молчаливый ужин. От прежних бесконечных разговоров за столом между мной и отцом не осталось почти ничего. Раньше маме приходилось нас буквально затыкать, сейчас она то и дело переводила взгляд меня на него и обратно, пытаясь с одной стороны предотвратить конфликт, а с другой – хоть как-то наладить общение.
– Как успехи с учебой? – вдруг спросил папа, переходя от салата к мясу.
– В порядке, – в тон ему ответила я, не поднимая взгляда от тарелки.
– Ирман говорил, ты записалась на дополнительные занятия с волей.
Я мысленно застонала. Да, это был единственный способ объяснить Ирману, почему я временно ослепла, и объяснить семье, почему я не появлялась дома почти месяц, но внутри теплилась надежда, что никто будет задавать дополнительные вопросы по этому поводу.