Это лето внезапной грозою
Над моей головой пронеслось...
АННА БРОУН
Господи! Только не музыку!
(сжимает виски)
При звуках музыки Анна Броун наконец оживает. Она покидает свой стул и идет прочь от рояля.
ИНТ. БИБЛИОТЕКА В ДОМЕ КАРАМЫШЕВОЙ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.
В библиотеке, удобно расположившись в креслах, курят и обсуждают судьбы России БЫВШИЙ ДЕПУТАТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ ОТ КАДЕТОВ, ПРОФЕССОР УНИВЕРСИТЕТА, АДВОКАТ и ИНЖЕНЕР-ПУТЕЕЦ в форменном сюртуке. У раскрытого окна курит стриженая барышня. Свет в библиотеке приглушен, через приоткрытую дверь в гостиную слышны звуки музыки и смех. Вторая дверь ведет из библиотеки в прихожую.
БЫВШИЙ ДЕПУТАТ
Правительство намеренно заваливает Думу какой-то законодательной вермишелью. Законопроект "О духовном судопроизводстве по брачным делам последователей вероучения мариавитов" - каково!? На заседаниях - скука смертная, как в поезде на глухой станции. В то время как наша партия шла в Думу единственно с целью добиться введения всеобщего избирательного права, политических и гражданских прав и свобод. Мы давно подготовили законопроекты о свободе совести, слова, печати, но их никто не хочет обсуждать...
В библиотеку из гостиной входит Анна Броун и садится в свободное кресло.
АДВОКАТ
(вполголоса обращается к Анне Броун)
Папиросу?
АННА БРОУН
Спасибо.
Анна берет предложенную папиросу, однако зажженную спичку не замечает. Так и сидит с зажатой в руках папиросой.
СТРИЖЕНАЯ БАРЫШНЯ
Хм...
ПРОФЕССОР УНИВЕРСИТЕТА
Опять это сладкое слово - свобода! Но взгляните на проблему шире, Константин Борисович. Разве можно законами да указами свыше сделать человека по-настоящему свободным? У раба психология рабская! Если собаку, которая всю жизнь просидела на цепи, вдруг освободить, то она дальше тех десяти шагов, что позволяла ей цепь, от конуры не убежит. Она просто не знает, что ей делать с этой свободой.
ИНЖЕНЕР-ПУТЕЕЦ
Вы вот, Иван Дмитриевич, сказали про десять шагов, и мне вспомнилась одна история... тоже про шаги. Рассказывал мне как-то про себя один знакомый, бывший арестант. Его камера была в шесть шагов длины. И каждый раз, доходя до стены, он хотел размозжить себе голову, так мучил его этот данный ему предел. Шесть шагов, и кончено. Тогда он решил делать только четыре шага. Ограничил своей волей и почувствовал себя свободным. Эти четыре шага - это моя воля, а ваших шести не желаю. Вот она где, свобода.
(стучит пальцем по голове)
Анна Броун заинтересованно слушает рассказ инженера, но дальнейший разговор не вызывает у нее интереса.
БЫВШИЙ ДЕПУТАТ
Нет, вы подменяете понятия. Я говорю о юридическом механизме реализации прав и свобод человека, а вы мне какую-то упадническую философию и психологию подсовываете. По-вашему, арестант в крепости так же свободен, как гуляющий по проспекту обыватель.
Анна Броун встает и потихоньку выходит из комнаты через дверь в прихожую.
ПРОФЕССОР УНИВЕРСИТЕТА
И, тем не менее, я настаиваю: воспитание и просвещение - вот единственный путь освобождения человека. Прежде всего, человек должен духовно созреть для реализации тех прав и свобод, о которых вы говорите...
ИНТ. ПРИХОЖАЯ В КВАРТИРЕ КАРАМЫШЕВОЙ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР.
Анна Броун выходит из дверей библиотеки в прихожую, обставленную как небольшая гостиная. В эркере стоит кадка с пальмой, за которой прячется кресло. На спинку кресла накинута шаль. Напротив кресла висит зеркало.
АННА БРОУН
Идти домой?! Нет, нет, домой нельзя, лучше здесь.
(оглядывается)
Вот здесь будет отлично. Можно думать.
Анна садится в кресло и пристально смотрит в зеркало.
КРУПНЫЙ ПЛАН. В зеркале отражается Анна Броун, а позади кресла, в котором она сидит, стоит женщина - это ПОКОЙНАЯ СЕСТРА Анны.
ПОКОЙНАЯ СЕСТРА
Ну, чего ты так убиваешься?
АННА БРОУН
Ты же знаешь, сколько раз меня бросали. Опять я бы не перенесла этого...
Нет, я права. Если бы я не ушла, он бы сам ушел, и было бы еще больнее. Я только ускорила событие, ограничила его своей волей. Это великое дело - ограничить своей волей... И почти никто этого не знает - только я да тот арестант. Что там они говорили про шесть шагов? Какой была бы моя жизнь, если бы я сохранила эти шесть шагов наших отношений? Ждала бы, выслеживала, примечала. Позвонит или не позвонит. Зайдет или не зайдет. Пришлет билет в концерт или не пришлет. Позовет или не позовет...
ПОКОЙНАЯ СЕСТРА
Ты себя так совсем изведешь.
АННА БРОУН
(говорит механически, как заученный урок)
Каждое увлечение, как брошенный к небу камень, достигает своей законной высоты и падает на землю. И чем напряженнее сила, толкнувшая его, тем тяжелее он падает...
Я не стала ждать этого падения. Я не хотела, чтобы он, падая, убил меня, и ограничила этот взлет своей волей. Я ничего не знала, я только предчувствовала, и с меня было уже довольно.
(закрывает лицо руками)
ИНТ. ГОСТИНАЯ В КВАРТИРЕ КАРАМЫШЕВОЙ. ЗИМНИЙ ВЕЧЕР. ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД.
Обстановка в гостиной та же, только в углу стоит новогодняя елка, окна покрыты изморозью. Появилось больше стульев и кресел, повернутых в сторону рояля - идет музыкальный вечер. Гости почти все в том же составе, за небольшим исключением.
За роялем сидит Анна Броун и играет сложную пьесу.
В дверях гостиной стоит элегантный господин 40 лет. Это ГЕРБЕЛЬ - журналист и музыкальный критик. Он с явным интересом рассматривает Анну.
Рядом с Гербелем останавливается МИРЯЙКИН - господин неопределенного возраста и неопределенного рода занятий, неопрятного вида. Он улыбается, глядя на Анну, и кивает головой в такт музыке.
ГЕРБЕЛЬ
Кто это за роялем? Я ее раньше не видел.
МИРЯЙКИН
А, Александр Львович, вы только что пришли? Это Анна Броун, моя давняя знакомая. Собирается выступать на большой сцене. Вот, привел ее к Карамышевой познакомиться с нужными людьми. Она недавно из Вены, совершенствовала там исполнительское мастерство. Австрийцы знают в этом толк. Моцарт, Бетховен, Штраус и так далее. Я в музыке не силен.