- Что может быть проще, - улыбнулся я, припоминая.
Его холеное, вытянутое книзу лицо внимательно-выжидающе наблюдало за мною. Не торопило. А я без зазрения совести пользовался этим. Огляделся вокруг, придавая большее значение не замеченным ранее деталям. Фреска у дальней стены, старая, местами потертая, с преобладающими в ней красными тонами. Что на ней было изображено - не разобрать. Вряд ли из-за возраста, так как сохранилась она прилично, скорее из-за содержимого. Мне оно ни о чем не говорило и ничего не напоминало - какие-то абстрактные образы.
А еще мое кресло в сравнении с его. Несмотря на то, что со мною обошлись доброжелательно, на первый взгляд, место напротив мне предложили на редкость неудобное. Его: высокое, с вычурной резьбой на подлокотниках и изгибающихся ножках, даже с виду мягкое, однако сидящий в нем поистине там утопал. Мое же больше походило на переделанный табурет. Несколько жестковатое, с прямой, словно у трона, спинкой. Расслабиться в таком, как бы ни хотелось, не выйдет.
Собеседник намекающе кашлянул в кулак, возвращая меня мыслями обратно к разговору. Все также улыбаясь, я набрал в грудь побольше воздуха:
- Я ничего не помню, - растеряно пробормотал я.
Сидящий напротив загадочно улыбнулся.
***
- Святой отец, - кивнул я всаднику в длинной черной сутане, о чем-то неспешно разговаривающему с кучером богатой кареты, запряженной в двойку лошадей.
- Приветствую, сын мой, - осеял он меня левой дланью. - Да пребудут Создатели с тобою.
Конь, вопросительно взглянув на меня, все тем же нескорым шагом продолжил свой путь мимо них. Я решил не останавливаться - случайная встреча, случайные люди, несмотря на то, что подобную пару я не ожидал здесь увидеть. Не кучера, нет - этих на дорогах пруд пруди как на козлах совсем дешевых и самодельных телег, так и весьма состоятельных, зачастую путешествующих по трактам в сопровождении одного или двух телохранителей, сидящий либо рядом с извозчиком, либо плетущихся следом верхом на какой-нибудь лошадке. Впрочем, могут и пешком, так как богатые любят ездить с комфортом, и рессоры не каждой кареты способны избавить их изнеженные чресла от неудобоваримой скачки по колдобинам.
Здесь, кстати говоря, охраны не было видно, хотя экипаж стоял на месте явно не просто так. Однако если была бы нужна помощь, меня бы обязательно окликнули.
Я хмыкнул, представив свой вид со стороны. Нет, пожалуй, я сам себя не стал бы окликивать.
Но вот священнослужитель, в противовес обыкновенному слуге, на дороге и в одиночестве был редким зрелищем. Для меня так вообще впервой, отчего я, не зная как себя вести, его поприветствовал. Ничего не мешало проехать мимо молча, однако мне просто хотелось его рассмотреть. Одного со мной возраста, может, совсем немного старше. Черные прямые волосы до плеч, прямоугольное лицо с едва очерченной ямочкой на подбородке, прямой волевой нос, выглядящий несколько тяжелым из-за насупленных бровей, невысокий лоб и темно-карие глаза. На светлой коже не было видно ни единого следа щетины, словно до сих пор на его лице пробивается лишь юношеский пушок. Он оглядел меня столь же внимательным взглядом, но, когда я уже поравнялся с ним, развернулся для продолжения оказавшейся таинственной для меня беседы. Мы оба удовлетворили свой интерес.
Постоялый двор попался мне на пути лишь к самому вечеру. И хотя поздно еще не было, небо, затянутое набежавшими черными грозовыми тучами, опустило на землю раннюю темноту. Как это обычно бывает в таких случаях, силуэты деревьев и полей ярко выделялись на небесной черноте словно при каком-нибудь апокалипсисе. Казалось, что небеса вот-вот сойдут на голову, как итогом они просто разверзнуться, обрушив вниз нескончаемые потоки воды. В такие моменты хотелось как можно скорее оказаться где-нибудь в тепле и желательно под крышей над головою.
Передав коня прыткому слуге, я вошел вовнутрь. Мест не было, как пытался меня уверить хозяин заведения, указывая на битком набитый зал. А на деле - просто мой бродяжный вид вкупе с разбойничьим лицом.
Я сидел за ближним ко входу столом, вымачивая в миске хлебом стекший с жаркого жир и понимал, что переплатил за комнату на ночь как минимум в три раза, когда двери заведения открылись, пропуская вовнутрь шум дождя, прохладу и мокрого до нитки священника. А следом за ним уже виденного мною ранее извозчика, на несколько мгновений застывшего на пороге, неуверенно оглядывая зал из-под приподнятого и сочащегося влагой капюшона. Перебросившись парой слов с подошедшим хозяином заведения, он кивнул обоим в мою сторону - несложно было догадаться, о чем у них идет речь. Встретившись со всей троицей взглядом, я отрицательно покачал головой.
- Позволите присесть? - Я небрежно кивнул, подозревая его компанию - иных мест в трапезной зале просто не оставалось. - Настоятель Николас, - представился священник.
- Марек. - Отозвался я.
Священник был без своей дорожной рясы, оставив ее у горячо растопленного этим вечером очага. Простая рубашка, простые штаны без изысков. Но вот под черными перчатками оказались грубые мозолистые ладони, совершенно не приличествующие священнослужителю.
О чем-то еще недолго посовещавшись с хозяином заведения, кучер господского экипажа вышел в дождь.
- Они не стали останавливаться? - Удивился я, кивая на дверь.
- Ведь мест нет, - пожал плечами священник, упуская тот факт, что он сам все-таки остался.
- Для господ всегда места есть. Ничто не мешало вытурить прочь едва заселившегося разбойника.
- Я был бы против. Даже против выселения некоего разбойника, при условии, что он не замышляет ничего дурного.
- Удивительно, что хозяин так трепетно прислушивается к вашим словам, святой отец.
- Мы с ним не первый год знакомы.
Оказывается священнослужитель тот еще путешественник, которому не сидится на одном месте.
- А что за история такая приключилась на дороге в нескольких часах езды отсюда? - Первым подал я голос, устав наблюдать, как настоятель Николас молчаливо насыщается.
- О какой истории ты говоришь, сын мой? - Медленно проглотив содержимое ложки, обсосав ее и положив рядом с миской, откликнулся он. - Знай же, нездоровый интерес есть сие понятие нездоровое, вредное, а местами даже опасное. Так о чем же ты спрашиваешь?
- Мы ведь с вами уже сегодня встречались прежде, разве вы не припоминаете?
- Хм, - задумался он, и по его проницательным глазам я бы ни за что не поверил, что он уже успел меня забыть. Казалось, он помнит каждого своего прихожанина, когда-либо открывшего ему свою душу. - Да, припоминаю, на тракте, когда я общался с отчаявшимся слугой. Так бы я и проехал мимо, не остановившись и не спросив у него о случившемся. Надеюсь, наш долгий разговор помог ему более свободно скоротать время.
Он удовлетворенно замолчал, неспеша взяв ложку и продолжив трапезу.
- Однако вы не скажете, что же на самом деле там приключилось?
- Чрезмерная настойчивость зачастую может привести к непредсказуемым последствиям.
- Как и все остальное. Но разве любопытство грех? Даже чрезмерный.
- В некотором роде... При особом желании можно все что угодно посчитать грехом.
- Так что за оказия приключилась с извозчиком того господского экипажа? - Я пропустил мимо ушей его вторую часть фразы.
- Оказия, как ты выразился, - хмыкнул священник, - заключалась в том, что его молодой госпоже под утро внезапно стало плохо, отчего ее нянька потребовала остановить карету, а сама забрала подопечную на прогулку. К тому времени, как мы с тобой пересеклись в первый раз, сын мой, они все еще не вернулись.