Понимая роль Волги в снабжении советских войск, перешедших в решительное наступление, гитлеровцы бросали все, что могли наскрести, для ударов по этой водной артерии. Тишину волжских плесов то и дело нарушал грохот зениток и взрывов бомб.
Все, кто в это время работал на просторах великой реки, — как военные, так и гражданские,— глубоко сознавали свою ответственность перед страной, перед фронтом. И не случайно именно в эти дни на флотилии необычайно усилился поток заявлений с просьбой принять в партию.
Вместе с членами партийной комиссии направляемся к катерникам-гвардейцам. Мы часто практикуем рассмотрение вопроса о приеме в партию непосредственно на кораблях, занятых тралением или сопровождением караванов.
Полуглиссер поравнялся с развалинами на окраине Сталинграда. Старший лейтенант Ми-хайл Михайлович Варнин показывает на полуразрушенное здание:
— Вот откуда нам семафорил Евгений Бабошин.
Я уже слышал эту историю. Группа наших разведчиков была высажена во вражеский тыл. Моряки собрали сведения, интересующие командование, но на обратном пути оказались отрезанными от берега. Вражеское кольцо сжималось. Выхода не было. И тогда лейтенант Евгений Александрович Бабошин поднялся на крышу дома и под ливнем пуль долго размахивал двумя бескозырками, пока не передал семафором результаты разведки. Последние движения его были очень медленными: раненый лейтенант истекал кровью.
Разведданные были приняты на кораблях и доложены в штаб. Они оказались очень ценными.
Матросы укрыли своего командира, перевязали ему раны. Бой длился весь день. Ночью разведчики вырвались из кольца. Бережно неся на руках раненого лейтенанта, они вышли к берегу, где их ждал катер.
— Вот вам мера ответственности коммуниста, — задумчиво проговорил Варнин. И оживился: — А вы знаете, Бабошин прислал письмо из госпиталя. Подлечили его, мечтает снова вернуться на флотилию.
...В уютном кубрике гвардейского бронекатера заседает партийная комиссия. Секретарь ее, капитан 1 ранга Гуренков, зачитывает заявление комсомольца Модова:
«В дни, когда на полях сражений решается вопрос быть или не быть нашему народу свободным, я не мыслю себя вне рядов Коммунистической партии. Прошу принять меня в партию Ленина. Желаю всем своим существом вместе с коммунистами мужественно и храбро защищать нашу Родину».
Рулевой Модов уже не раз отличался в боях. Командир корабля и парторг с похвалой отзываются о нем. Мнение единодушное: «Достоин». Парткомиссия утверждает решение партийного собрания — принять комсомольца Л. Л. Модова кандидатом в члены партии.
Следующее — заявление комсомольца А. П. Гурьева:
«Наш тральщик открыл боевой счет. Мы гордимся, что делом оправдываем доверие народа. Но нам, советским воинам, надо сделать еще очень многое для того, чтобы разгромить врага, стереть фашизм с лица земли. Я сознаю ответственность, которую возлагает звание коммуниста. Даю слово, что буду воевать еще лучше — это мой долг перед народом».
Старшину 2-й статьи Афанасия Гурьева просят рассказать о себе. Биография его пока очень короткая. Окончил фабзауч, работал слесарем на заводе, а потом война. О его службе красноречиво говорит только что врученная ему медаль «За боевые заслуги».
«Достоин», — решает партийная комиссия.
Кажется, привычное для политработника дело. И все же на каждом партийном собрании, на каждом заседании парткомиссии, где решается вопрос о приеме в партию новых коммунистов, я всегда испытываю глубокое волнение. Ведь и мне на всю жизнь запомнился день, когда меня принимали в партию.
И помню, с каким счастливым трепетом держал я в руках только что полученный партийный билет — самый дорогой и самый обязывающий документ в жизни советского человека.
Сейчас этот документ обязывает нас, коммунистов флотилии, сделать все, чтобы движение судов по Волге не прерывалось ни на минуту. Успех в решении боевой задачи стал мерой партийной ответственности, главным критерием качеств коммуниста.
Ни на минуту мы не можем успокаиваться. А иногда так хотелось порадоваться достигнутому. Из бригады П. А. Смирнова пришел документ: большой участок реки полностью очищен от мин, и можно снять все ограничения в плавании. А режим движения у нас тогда соблюдался строгий: капитаны не имели права ни на метр уклоняться за кромку обозначенных фарватеров. И вот теперь все запреты снимались. Значит, в несколько раз возрастет скорость движения судов. Обрадованные, мы в тот же день сообщили об этом в Москву.