— Теперь вы понимаете, почему этот тихоня имеет такую власть над людьми? — говорит Сафонов. — Вот я и посоветовал комсоргу почаще поручать ему беседы с матросами не только своей, но и других боевых частей. Вначале неважно получалось. А теперь... Умеет Володя Цуркан делать так, чтобы не дремала совесть у людей. На всем корабле дела пошли лучше.
Сафонов поспевал повсюду. Бывал на кораблях и на постах СНиС. Крепко он был связан и с местными комсомольцами, с горкомами и райкомами, с комсомольскими организациями прибрежных заводов и колхозов. По его инициативе создавались общественные посты наблюдения за рекой, моряки учили молодых колхозников и рабочих засекать места падения мин и точно докладывать об этом, пользоваться средствами связи, читать и передавать флажной семафор.
Хороший комсомольский вожак был у нас на флотилии!
Еще раз хочу добрым словом помянуть флотильскую газету «За родную Волгу». Чем труднее было морякам, тем дороже становились для них ее небольшие листки. Типография у нас бедная, газета набирается вручную, печатается на допотопном станке, цинкографии у нас не было, фотографии тискались с клише, которые присылались из Москвы. С виду серенькие получались листки. Но в каждой заметке билась жизнь. В газете работали люди, влюбленные в свое нелегкое дело, — молодые способные журналисты Николай Нольде, Николай Долгополов, Валериан Монахов, поэты Александр Яшин и Николай Сидоренко. Чтобы все увидеть своими глазами, лезли они в самое пекло и о героях боев писали так тепло, что газета шла нарасхват.
Как-то — по-моему, эго было в первых числах августа — редактор Эммануил Абрамович Прилуцкий принес показать нам только что сверстанные полосы газеты. Пантелеев, как всегда, с интересом прочел их и воскликнул:
— Как, Макозан и Резников еще по мине подорвали?! Почему же я об этом не знаю?
— Значит, вам еще не успели передать. А Монахов и Нольде сами были на этих тральщиках и сразу же сообщили. Они же не вылезают из районов траления.
— Монахов — главный старшина — худенький, ловкий такой?
— Он самый.
— Я его все время встречаю на кораблях. А однажды видел, как он с матросами в реке барахтался — тоже мину искал.
— А Нольде недавно сам подрывной патрон к мине подвешивал — хотел испытать, что при этом испытывает минер.
— Ну-ка, дай мне их подробные позывные, — сказал командующий, берясь за перо. В список награжденных, оттиснутый на полосе, он собственноручно добавил:
«...Главный старшина Монахов Валериан Алексеевич
...Старший лейтенант Нольде Николай Николаевич».
— А вы, как освободитесь, — сказал он редактору, — оформите соответствующие документы.
Так в числе героев боевого траления были отмечены правительственными наградами наши вездесущие газетчики.
В самую жаркую нашу страду, когда каждую ночь приходилось отбивать атаки вражеской авиации, к нам на флотилию прилетел И. В. Рогов. Начальник Главного политуправления ВМФ расспросил нас о делах и заявил, что едет к Смирнову — ниже Сталинграда чаще всего появлялись вражеские самолеты.
Пошли на небольшом корабле. Мы стояли на мостике, когда я услышал, как Рогов тихо спросил у матроса-сигнальщика:
— А это кто рядом с командиром?
— Член Военного совета флотилии, — ответил матрос и удивленно взглянул на улыбающегося генерала.
— Это я интересовался, — пояснил мне после Рогов, — знают ли вас люди, а следовательно, часто ли бываете на кораблях. А то вот недавно на Севере я тоже спросил матроса, оказалось, он не знает политработника соединения. Потом мне этот товарищ объяснял, что ветром у него фуражку сорвало, пришлось чужую шапку надеть, потому, дескать, матрос и не узнал его. Чушь! Своих командира и политработника матрос должен и в темноте различать!
А часа через два произошел казус, смутивший нас всех. На корабле объявили боевую тревогу. Матросы, как и положено, вихрем разбегались по боевым постам. И только какая-то одинокая фигура медленно поднималась по трапу на мостик. Старшина-боцман вгорячах крикнул на нерадивого:
— А ты чего плетешься?! Я научу тебя по тревоге бегать!
Боцман мигнул ручным фонариком, увидел фуражку с золотым шитьем, генеральские погоны и — онемел.
А Рогов поднялся на мостик и спокойно сказал: