Мужской костюм мне не нравился, он был совершенно неудобен, изобиловал пуговицами, застегивать которые надоедало, а в рудименте тоги, идущем через плечо пиджака, я умудрялась путаться.
И все же было невероятно забавно смотреть на себя в зеркало на потолке. Еще одна странность квартиры Грациниана — зеркальный потолок по его мнению заменял зеркала нормальные, висящие и стоящие прямо перед тобой.
Я прокашлялась, затем, стараясь придать своему голосу мужественности, сказала:
— Господа, объявляю заседание клуба открытым. Добро пожаловать! Сегодня на повестке дня у нас…
Я полистала газету, но буквы расплывались, на носу очки держать было неудобно, а стянув их полностью, я выходила из роли.
— Прошу прощения, господа, — сказала я. — Сегодня что-то не то с моими глазами. Если мне будет позволено заметить, я виню в этом молодежь. Нынешние редакторы совсем не заботятся о зрении своих читателей. Предыдущий редактор «Императорского еженедельника» самолично читал его мне вслух. Дорогая Корделия, не могли бы вы помочь мне?
— О, — промурлыкал Грациниан. — Разумеется, господин Валентиниан. Давайте я почитаю для вас.
Он цокнул языком, с досадой покачал головой.
— Какой ужас!
— Что там, госпожа Корделия?
— Сын господина Андроника, достопочтенного иберийского аристократа и сенатора, снова участвует в этих чудовищных забавах.
— Прошу простить, если я не так понял, но не свальным ли грехом он занимается? — уточнила сестра.
— О, нет, хуже, много хуже господин Аврелий. Он выиграл автогонки.
Я схватилась за сердце, сестра возвела взгляд к зеркальному потолку, не скрывая наслаждения, с которым смотрела на себя даже в столь комичном амплуа.
— В мое время, — сказала она. — Машины нужны были людям не для того, чтобы бездумно гонять по трассе, а для того, чтобы мои чудесные лошади могли проводить дни так же, как и я, в праздности и лени.
— Я думала, — сказал Грациниан. — Вы были прославленным военным.
— Я тоже так думал, — сказала сестра. — Однако, на прошлой неделе внук посвятил меня в детали моей жизни. Оказалось, я жил на ренту, а прославленным военным был мой брат. О, благословенные дни, когда лентяи и генералы обладали одинаковым достоинством!
Мы оглушительно засмеялись. О, дорогой, какой же мы несли бред и сколько удовольствия получали от этого, какими остроумными казались себе, не имея на то никаких причин.
— Продолжайте, прошу вас, — сказала я. — Сын Андроника, наверное, участвовал в автогонках, чтобы кредиторы не забрали его поместье? Не могу найти еще хоть одну причину сесть за руль. Почему он просто не нанял водителя, если так хотел поучаствовать в гонках?
В это время зазвонил телефон, Грациниан поднялся.
— Приношу свои извинения, господа, мне нужно ответить на звонок. Надеюсь, вы не заскучаете без меня.
— Не заскучаем, госпожа Корделия, — сказала сестра. — Мы ведь учились в закрытой школе для мальчиков.
Мы снова засмеялись, а Грациниан пошел к телефону, висевшему в коридоре.
— Да?
Он некоторое время молчал, затем сказал:
— Нет, это Шакир-Джэвед. Я отпустил прислугу.
Свет был яркий, а золото добавляло ему резкости, поэтому я хорошо видела Грациниана, стоявшего в коридоре. Он задумчиво перевесил гребень за ухо, дожидаясь ответа, а затем, почти сразу, побледнел.
— Санктина! — крикнул он. — Октавия! Это вас!
— Что случилось? — спросила Санктина.
Грациниан закрыл ладонью микрофон на трубке.
— Какой-то господин Ливерий.
Мы с сестрой переглянулись. Господин Ливерий был начальником безопасности до отца Кассия, дорогой. Полагаю, именно отца Кассия подкупили Эмилия и Северин, потому что просто так столь высокие места не занимают. Ах, как все в жизни связано, и как грустно.
В глазах сестры мелькнуло понимание. Сначала я подумала, что это из-за того, что сестра всегда соображала быстрее меня. Сердце дедушки исчезло из храма, и мы боялись, однако, человеку свойственно забывать об ужасах грядущего. Я думала, сестра вспомнила быстрее. Думала, что она связала звонок господина Ливерия с пропавшим из храма сердцем, предвещавшим беду, вот и все. Только несколько дней спустя я поняла истинное значение того взгляда.
Сестра метнулась к телефону. Она пожалела меня, она взяла трубку, выдавила из себя:
— Да? Это Санктина.
Она прижала руку ко рту, слушая что-то, а я все не верила, что случилось нечто ужасное. Я видела и не верила. Мне казалось, ничто не может испортить такой прекрасный день. Я, моя сестра и мой друг, мы были так счастливы. Я думала, чудовищные вещи случаются лишь в чудовищные дни.