— Все в порядке, моя императрица?
— Да, я успокою его. Спасибо за бдительность.
Люди с любопытством взирали на нас, я слышала, как щелкают фотоаппараты. Наверняка, мой стыд будет видим на каждой из этих фотографий — щеки, по ощущениям, раскраснелись, однако контролировать свой голос я могла.
— Кассий, нам пора на завтрак.
— А что я такого сделал? Эти голуби ведь не граждане Империи! Может, я решил восславить своего бога, поохотившись. Может быть, я праведник!
— Восславляй своего бога там, где это поймут правильно.
Он вдруг засмеялся, смех у него был громкий и хрипловатый, как лай молодого пса.
— Праведник, — повторил он с клоунским, громким хлопком. А потом подмигнул мне.
— Ведь какая теперь разница, да?
Я посмотрела в фонтан. В чаше плавали три обезглавленных белоснежных голубиных тельца и три головы. Вода была розовой. Обезглавленные птицы в прозрачной, розовой, как кварц, воде. Зрелище даже показалось мне красивым.
Я снова посмотрела на Кассия и Ретику. Он размазывал кровь по брюкам, а она грызла ноготь на большом пальце.
Мне в компанию достались подростки с большими проблемами.
— На завтрак, — сказала я. И, по возможности с достоинством, вошла в отель. Кассий следовал за нами, и в холле я остановилась.
— Надеюсь, ты ничего не забыл.
— Я забыл раскаяться!
— Ты забыл помыть руки, — холодно сказала я. — И сменить одежду.
— А твой муж забыл сменить мне мозги взамен перегоревших!
Я хотела было что-то ответить, но мой взгляд скользнул по стене над стойкой регистрации, за которой стоял администратор. Я удивилась, почему вчера ничего не заметила. А, может быть, вчера еще и нечего было замечать.
Над стойкой висел портрет сестры с черной, траурной лентой. Я помнила день, когда рисовали оригинал — сестра сидела в гостиной, ее волосы мягкими волнами спускались на плечи, а полуулыбка делала лицо светлым и нежным. Она позировала с необычайным терпением, а в перерывах пила ягодное вино, и я кормила ее фруктами. Художник был молодой, глаза у него горели от предвкушения славы и удивления, что императрица выбрала его, и иногда сестра смотрела на него с любопытством и желанием, чем только распаляла его вдохновение. Картина вышла чудесной.
Вслед за этим, счастливым воспоминанием, перед глазами возникло тело сестры в гробнице. Изуродованные руки и грудь были скрыты под платьем, и она выглядела необычайно скромной, впервые немного похожей на меня. Я кидалась к ней, не давая задвинуть каменную крышку, я не хотела ее отпускать, я срывала ногти и голос, моля ее вернуться.
Не было ничего больнее, чем знать, что я вижу ее лицо в последний раз, что сейчас она исчезнет под каменной крышкой гроба, и больше ее не будет ни в каком виде и никогда. Она не повторится.
Я сожгла все ее фотографии зная, что больше не хочу видеть это чудесное лицо. Пусть только мои воспоминания сохранят ее образ, думала я.
Я не хотела забывать, но я не хотела видеть ее в пародии на плоть — на фотографиях и портретах. Портреты я велела перевезти в дом на Лидо, куда никогда не поеду. Фотографии уничтожила. Больше никакой сестры в реальности.
Теперь она снова была передо мной, не настоящая, но и не воображаемая, и ужас ее смерти вернулся так остро, словно это случилось вчера.
— Убери это, — сказала я администратору, низкому и приземистому, услужливому молодому человеку. Я не ожидала услышать столько злости в собственном голосе, он казался мне чужим, как рука или нога, когда ее отлежишь. Кроме того, у меня не было привычки называть незнакомых принцепсов на «ты».
— Прошу прощения?
— Ты слышал меня, — сказала я и повернулась к Кассию. — Ты тоже.
Я прошла в столовую, Ретика за мной. Кассий появился минут через пятнадцать и даже умудрился неплохо выглядеть.
— Мы без тебя не заказывали, — сказала Ретика.
— Тогда я зря спешил.
— Сядь, — сказала я.
Столовая блестела безупречным хрусталем, потолок был разделен на снежно-белые квадраты, в каждом из которых таилось по геральдической лилии, арки окон приближали море.
Ретика с интересом трогала уголок накрахмаленной салфетки.
— Как она стоит? — спрашивала Ретика. Я попыталась ей объяснить, но поняла, что и сама не слишком понимаю технологию. Хоть что-то у нас было общее.
Я заказала себе творог с фруктами и медом и апельсиновый сок, Кассий изволил накормить свою жестокость кровяной колбасой, а Ретика захотела вафли со взбитыми сливками, причем две порции.
— Ты сумеешь съесть две порции? — спросила я.