Он тихо усмехнулся, беря стул, на котором днём сидел Трейс, и поставил рядом с моей койкой. Опасные тени в его глазах всё ещё пугали меня. Доминик сел и скрестил ноги.
— Я не боюсь своего брата. Все мои посещения до этого проходили гладко.
В горле застрял неприятный ком от осознания, что он уже не первый раз в моей палате.
— Что тебя так удивило, ангел? — пожурил он, с лёгкостью прочитав мои мысли, будто они были написаны на лице. — Почему, по-твоему, ты так быстро исцеляешься?
Я не могла ответить. Я не могла вообще говорить. Слёзы злости жгли уголки моих глаз. А Доминик смотрел на меня снисходительно. Он хотел, чтобы я знала: он несколько раз бывал здесь, пока я лежала без сознания. При желании он может добраться до меня в любой момент, и я никак не смогу его остановить.
Не в нынешнем своём состоянии, по крайней мере.
Уголки его губ приподнялись в самодовольной ухмылке.
— Как бы то ни было, приятно вновь увидеть твои глаза, — спокойно продолжил он, как будто весь этот разговор был вполне нормальным и последовательным. — Всё же ты заставила меня поволноваться.
Я скептически фыркнула.
— Разве твоя прародительница включила обратно твои чувства? Не думаю.
— Туше. — Доминик подался вперёд, опасно вторгшись в моё личное пространство. — На самом деле я переживал, что мне придётся искать себе другую игрушку. А мне очень нравится играть с тобой.
Он повёл своим длинным тонким пальцем по моему предплечью, медленно и устрашающе, но я хлопнула по нему.
— То есть я для тебя просто игрушка? И всё? — спросила я, запрещая себе фокусироваться на боли, которую причинили его слова, но всё же они оставили ожоги третьей степени на моём сердце.
— Говоришь так, будто это плохо. Разве ты не любишь играть, ангел?
Я не стала отвечать. Я отказываюсь играть с ним в кошки-мышки. Я попыталась потянуться к нему через нашу связь — почувствовать его эмоции через узы, что нас соединяли, — и вернуть его, но нет, там была лишь пустота. Словно канат отрубили, и теперь он уныло болтается на ветру, даже зацепиться не за что.
— Почему я больше не чувствую тебя? — озвучила я свой вопрос. Мне нужно, чтобы он дал мне какое-нибудь объяснение.
Доминик лениво улыбнулся.
— Потому что нечего.
Мой живот сводило и скручивало. Меня бы уже стошнило, да только внутри ничего, кроме желчи.
— То есть у тебя не осталось ко мне никаких чувств? — тихо произнесла я, желая, чтобы он сказал об этом прямо. Чтобы растоптал в пыль остатки надежды, за которые я продолжаю отчаянно цепляться.
Его взгляд потемнел.
— О, чувства есть, моя искусительница, но не те, которые ты пытаешься найти.
Я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— А что с кровными узами?
— А что с ними?
— Мы всё ещё связаны? — прямо спросила я, устав от его игр.
— Ты бы этого хотела? — улыбнулся он.
— Ответь на чёртов вопрос, Доминик.
Он вскинул глаза к потолку, словно правда была высечена где-то там.
— Допустим, сейчас наша связь сильнее, чем когда-либо.
Смятение затуманило мой разум. Я совершенно не понимала, что он хочет этим сказать. Что вообще происходит? Если у него больше нет никакой эмоциональной привязанности ко мне, то почему кровные узы никуда не делись? И зачем он пришёл сюда? Зачем ему исцелять меня? Это всё какой-то бред. Если только… может, где-то глубоко внутри он всё ещё чувствует ко мне что-то… если какая-то часть его борется, чтобы вернуться ко мне. Может, мужчина, которого я любила, всё ещё там, подавленный демоном, захватившим его тело.
— Я всё ещё люблю тебя, — призналась я так тихо, что никто, кроме нас двоих, не услышал бы. — Я знаю, что ты всё ещё там, Доминик, и я не собираюсь сдаваться. Я буду бороться за тебя.
Он запрокинул голову и расхохотался. Таким маньяческим смехом, от которого у меня кровь застыла в венах. Дверь больничной палаты распахнулась, ударяясь о стену. Габриэль окинул взглядом Доминика. Его брови сошлись на переносице, челюсть напряглась, выдавая злость. В мгновение ока он пересёк комнату.
Моё сердце сжалось, когда Габриэль схватил брата за шею, сдёрнул со стола и ударил об окно. Стекло треснуло, грозясь разлететься на осколки.
— Я предупреждал тебя, — прорычал Габриэль. Его голос пугающе гремел из глубины горла.
Доминик продолжал ухмыляться. Улыбка не покидала его лица ни на мгновение.
— Ты мне не указ, братец. Давно уже пора было это понять, ещё когда…
Габриэль впечатал его в окно, и на этот раз стекло взорвалось за ними, осыпавшись дождём из конфетти на братьев.