Нейл, на мгновение подняв голову от лабораторного стола, бросил взгляд за окно. До чего же на улице славно! Сейчас бы бросить опостылевшие склянки, стянуть робу, хлопнуть дверью — и на волю… Азат говорит, что на Береговой залили каток, там теперь не протолкнуться. Особенно вечером, когда в школе заканчиваются занятия, и учебные корпуса пустеют: все адепты от мала до велика, излечившись от осенней меланхолии, стекаются вниз, торопясь наверстать упущенное за день. Оно и понятно: к середине февраля, если не раньше, вновь задует влажный, студеный ветер, вернутся метели, и кончится праздник — теперь уже до самой весны.
Адепт эль Хаарт вздохнул и заставил себя сосредоточиться на работе. Торчать в лаборатории ему до смерти надоело, но приближались квартальные зачеты, и лучше было подготовиться к ним сейчас, в тишине и покое, пока у столов не столпился весь курс. «Зато потом первым все сдам и неделю буду баклуши бить, — утешая себя, подумал Нейл. — А погода… Так ведь все равно холод собачий! Охота была уши морозить» Он подтянул сползший к запястью нарукавник и склонился над горелкой. Закрепленная над огнем на кронштейне пузатая колба уже нагрелась, желто-зеленая мутная смесь в ней начала пузыриться. Теперь главное не упустить момент, когда жидкость начнет менять цвет. Нейл подвинул поближе каменную ступку с измельченными в порошок корнями белозерки, зачерпнул мерной ложечкой ровно полторы унции и замер, как кот, изготовившийся к прыжку. Смесь, с каждой секундой становясь все прозрачней, перешла в густую синеву, потом посветлела, сделавшись ярко-голубой, и наконец перецвела в лиловый. На поверхности заплясала розовая пена. Пора. Адепт эль Хаарт занес ложечку над горловиной.
— Ага, попался!
Громовой голос, раздавшийся у самого уха, заставил Нейла вздрогнуть от неожиданности. Ручка мерной ложки предательски заскользила в пальцах, порошок просыпался на горелку — и взвился фиолетовым пламенем под самый потолок. Колба на кронштейне, треснув, разлетелась вдребезги, лиловая жижа выплеснулась на мраморную столешницу, раскаленная горелка, покрывшись маслянистыми радужными пятнами, зашипела, вздуваясь изнутри…
— Ложись! — взвыл адепт эль Хаарт. Отшатнулся от стола, сшибая с ног кого-то за своей спиной, и вместе с этим «кем-то» рухнул на пол, прикрыв голову руками.
Раздался гулкий хлопок, в стороны полетели оплавленные кусочки металла, лабораторию заволокло удушливым синеватым дымом. За дверью послышались встревоженные голоса.
— Эль Хаарт, чтоб тебя разорвало!.. — давясь кашлем, простонал рядом все тот же голос. Нейл, теперь уже узнав его, улыбнулся.
— На твое счастье, все-таки не успело, — прокряхтел он, поднимая голову. Сквозь сизый туман еле-еле проступали очертания громоздких лабораторных столов. Фиолетовое пламя на ближайшем из них уже начало затухать. — Здравствуй, Райан…
За взрыв в учебной лаборатории им обоим, конечно, попало. И с уборкой пришлось повозиться — драили стены, пол и потолок в четыре руки почти что до самого вечера. Стоимость загубленного инвентаря возмещать пришлось Нейлу, как лицу, проводившему опыт, поэтому как бы талантливо Райан Рексфорд ни разыгрывал удушье, младший товарищ остался к его «мучениям» слеп и глух.
— Нечего тут умирающего лебедя изображать, — сердито сказал он другу. — Ты мне, между прочим, эксперимент загубил. И заикой едва не оставил. Так что бери метлу и присоединяйся!
Сын магистра щита, страдальчески кривясь, покорился. Разрушения, слава богам, были не слишком глобальными, а репутация у обоих адептов — хорошая, так что их пожурили, простили и отпустили. Райан, в качестве извинения, пригласил товарища отужинать в одном из трактиров на Береговой, Нейл отказываться не стал — и в девятом часу они оба уже сидели за столом в просторном, ярко освещенном зале, уплетая за обе щеки сочную баранину на ребрышках.
— Ты откуда в лаборатории взялся? — слегка утолив голод, наконец спросил адепт эль Хаарт. — И где пропадал столько времени? Я тебя, кажется, больше месяца толком не видел.
Райан, от души приложившись к своей кружке с элем, утер с губ пену.
— Доживешь до четвертого курса — узнаешь, — состроив скучливую гримасу, ответил он. — Зачеты квартальные на носу, пришлось побегать… Зигги, вон, так вообще еле живой и похудел фунта на четыре, бедняга. Ты лучше скажи, что у тебя в колбе той было? Глаза до сих пор слезятся.