Дом внутри был гораздо больше, чем казалось снаружи. За все то время, что Лавиния жила здесь, она успела изучить только одно крыло — первые пару недель супруга Астора Д'Алваро почти не покидала отведенной ей спальни, но потом, поняв, что ее мужу нет решительно никакого дела до ее передвижений, немного осмелела. И как раз вчера наконец покончила с осмотром правого крыла, решив сегодня взяться за левое. Однако когда они с котом добрались до конца длинного коридора, окончившегося массивной дубовой дверью, последняя, к немалому разочарованию Лавинии, вдруг оказалась закрытой. Подергав ручку и убедившись в том, что перекошенный косяк тут ни при чем — заперто на ключ — маркиза печально повернула назад. До обеда было еще далеко, погода уже неделю стояла ужасная, даже на террасу не выйдешь, не говоря уж о саде, а в библиотеке стоит промозглый холод — камин там разжигают только поздно вечером, для его сиятельства, и Лавиния вовсе не была уверена, что то же самое сделают сейчас и для нее. К тому же, маркизу это может не понравиться, он жену и так с трудом переносит. Лучше не раздражать его еще больше.
Она вернулась в свою комнату, совсем маленькую, в которой с трудом помещались кровать, платяной шкаф, скромный туалетный столик с зеркалом да потертый бархатный пуф, и, подойдя к окну, тоскливым взглядом обвела подъездную аллею. Серо, пусто. Листва с вязов почти вся облетела, они стоят голые, черные, словно выточенные из камня, а небо над ними такое же стылое, замершее — и даже ни лучика солнца! Из груди Лавинии вырвался тихий вздох. От юга она ждала совсем другого. Да, конечно, уже ноябрь, но все же…
Черный кот мягко вывернулся из ее рук, царапнул когтями подоконник и, соскочив с него на пол, исчез в темной щели неплотно прикрытой двери. И этот ушел, не прощаясь, подумала маркиза. Лицо ее осунулось еще больше, руки, которые теперь снова нечем было занять, безвольно повисли вдоль тела. И здесь от нее никакого толку. И здесь она тоже никому не нужна.
Лавиния Д'Алваро отошла от окна и опустилась на пуф возле туалетного столика. Зеркало в ее комнате не было пыльным, но смотреться в него все равно не хотелось. Бездумно передвинув шкатулочку со своими немногочисленными украшениями с правого конца стола на левый, маркиза подперла голову рукой и закрыла глаза. Она всегда так делала, когда больше ничего не оставалось — это было ее маленькое бегство от того, что не хочется видеть, оттуда, откуда некуда бежать. Днем, конечно, получалось хуже. Но ночью, в мягких объятиях темноты, можно было хоть ненадолго вырваться из паутины серой, как это ноябрьское небо, действительности, на несколько часов стать кем-то другим, не бесполезной обузой, не тенью, прячущейся по углам, не этой Лавинией, а иной — красавицей, блестящим наездником, любимой дочерью, любимой и любящей женой… Даже матерью — мечтать, так уж мечтать!
Маркиза горько улыбнулась, не открывая глаз. Она и сама понимала, насколько глупы, бесполезны все эти фантазии, но избавиться от старой привычки было трудно. Грезы — вот все, что у нее было, уйдут они — и не останется совсем ничего.
Откуда-то из-за двери раздался утробный мяв и громкий протестующий писк. Черный кот все-таки настиг свою жертву, и комод ее не спас. Лавиния открыла глаза. Бедная мышка. Ну, что поделать, зато это было быстро… По бледным губам маркизы Д'Алваро вновь скользнула улыбка. Мышка. Ее так называли дома, с легкой руки сестрицы Миранды. И что проку обижаться? Такая она и была, неудивительно, что муж даже глядеть на нее не хочет. Только зачем он тогда женился? К чему оно было нужно — ведь герцог эль Виатор не дал за дочерью ни гроша! Лавиния опустила плечи. Ответа на этот вопрос, что мучил ее с самого дня свадьбы, у нее не было до сих пор. Она могла понять родителей, себя, но Астора Д'Алваро не понимала. И навряд ли поймет хоть когда-нибудь.
Взгляд светлых, почти прозрачных глаз Лавинии медленно скользнул по стенам спальни и остановился на кровати. Прошло уже почти две недели, значит, со дня на день он придет снова. И опять повторится этот кошмар. Почувствовав, как внутри все холодеет, маркиза с прерывистым вздохом закусила губу. Замужество не принесло ей ни радости, ни каких-либо особенных жизненных перемен, но она закрыла бы на это глаза, как всегда закрывала на все остальное, однако та сторона супружеской жизни, которая скрывается в ночной темноте спальни, оказалась для Лавинии жестоким испытанием. Скажи ей кто-нибудь еще несколько месяцев назад, что есть в этом мире кое-что похуже драконов, она ни на минуту ему не поверила бы, но теперь… Боги, чем женщины перед вами так провинились?