— Спасибо, — улыбнулся тот. Сунул конверт в сумку и, сбросив плащ, взбежал вверх по лестнице. Добравшись до своей комнаты, достал ключ, отпер дверь — его теплолюбивый сосед сегодня весь вечер планировал провести в лаборатории, так что ударной волны раскаленного воздуха прямо с порога можно было не опасаться — и вошел. Повесил чуть влажный от снега плащ на стенной крюк, снял с полки маленькую спиртовку, разжег, пристроил сверху круглобокий чайничек… Камин можно растопить позже, все равно здесь раза в три теплее, чем в школе, да и тело еще не успело остыть после занятия у мэтра Моссдена. Нейл криво усмехнулся и, охнув, приложил ладонь к скуле: как раз на упомянутом занятии ему по ней сегодня и прилетело. Опять открылся не вовремя, ну что делать с этой бедой? Хмурясь, адепт эль Хаарт стащил через голову свой шерстяной балахон, бросил его на кровать и потянулся к жестяной банке с чаем. Заныла спина. Вот наказание!..
— И в кого я такой криворукий?.. — вполголоса риторически обронил Нейл. Вспомнил отца, порхающего практически над полом с шестом в руках — и совсем пригорюнился.
Он снял со спиртовки вскипевший чайник, бросил в кружку щепоть сухих чайных листьев, залил их кипятком и, присев у стола, придвинул ногой раздутую от учебников холщовую сумку. Посмотрел в окно — за стеклом сгущались вечерние сумерки. Нужно зажечь свечу и все-таки растопить камин. И где-то, вроде бы, еще оставались галеты… Нейл вынул из сумки учебники и тетради, сдвинул их стопкой на край стола, положил перед собой письмо из дома и потянулся за ножом для бумаг. Интересно, где уже который день пропадает Райан? То от него было не спрятаться, а теперь уже он сам как в воду канул. Даже обедать не ходит, почти неделю ни слуху от него, ни духу. И Зигги тоже не видно, один Фаиз все так же мозолит глаза, как всегда окруженный стайкой своих прихлебателей. Нет бы им с Райаном поменяться местами!..
Узкое лезвие ножа вспороло плотный бок конверта. Нейл вынул несколько аккуратно сложенных вдвое листочков, исписанных знакомым твердым почерком, щелчком пальцев зажег свечу и придвинул поближе кружку с чаем.
Отец писал о том, что дома всё благополучно, мать и брат его в полном здравии — и шлют Нейлу приветы; писал о внезапном снегопаде, отрезавшем столицу от всего остального мира, и выражал опасения, что Бар-Шаббе, похоже, этой напасти тоже не избежать, причем в самом скором времени. Интересовался учебой сына, деликатно обходя вопрос его успехов на ниве боевых дисциплин, спрашивал, всего ли ему достаточно, и не требуется ли увеличить ежемесячное содержание — ученичество ведь самая весела пора, а ему ли не знать, как дорого обходится это веселье в Бар-Шаббе?.. Упоминал о Райане Рексфорде: они все еще приятельствуют? Или у Нейла появились новые друзья?
Адепт эль Хаарт, читая, прихлебывал крепкий обжигающий чай и улыбался. Он всегда с нетерпением ждал этих писем и скучал по дому — не так сильно, к в первый год своего ученичества, но тем не менее. Ему не хватало их чахлого сада, старого пруда, буйных зарослей чертополоха у ворот; не хватало тихой улыбки матери, проказ младшего братца и спокойного голоса отца. Даже тех бессмысленных, изматывающих тренировок с шестом в холодном зале — и их недоставало. Не настолько, конечно, чтобы считать дни до отъезда из школы, но мысль о том, что в стенах Бар-Шаббы ему осталось провести всего чуть больше четырех месяцев, приятно грела душу. Еще бы увидеть Сандру! Но об этом, понятное дело, и думать нечего…
Нейл отложил в сторону прочитанный лист и взялся за следующий.
«…касаемо развлечений. Мы уже говорили с тобой об этом, Нейлар, но обстоятельства таковы, что нелишне будет вернуться к этой теме снова. Разумеется, в твои годы с утра до ночи чахнуть над книгами не просто скучно — вредно. Хочется иногда и покутить, в том нет ничего дурного. Дружеские пирушки, веселые дома, вино — все молодые люди через это проходят, я сам проходил, и мне хочется думать, что и ты себя не держишь чересчур строго — в конце концов на то и дана нам молодость! Хочется веселья, новых знакомств, неизведанных впечатлений… Однако не всё в этой жизни следует пробовать — и ты сейчас уже наверняка понял, что я имею в виду. Зелья забвения не вино, даже самое крепкое. Разумеется, Нейлар, ты всегда отличался здравостью суждений, и я мысли не могу допустить, чтобы сия напасть коснулась тебя хотя бы краем, но тем не менее, как отец, обязан тебя предостеречь. Я уже рассказывал тебе о существующих видах дурмана, упоминал о Молочной росе — еще летом, но то, о чем я буду говорить сейчас, не идет ни в какое сравнение со всем предыдущим. Вряд ли тебе известно о Дымке…»