На его щетинистой щеке расползается красная борозда.
Дотянулась всё-таки до него. За что, собственно, и получила.
Не хочу отвечать. И он знает, что не дождётся от меня этого.
- Теперь по порядку. Что произошло?
- Так это действительно не ты, - доходит до меня с опозданием, и мне становится ещё хуже.
- Мне что, блядь, делать нечего, - гаркает он.
- Тогда…
Я в замешательстве.
Если это не он всё придумал, чтобы я сама к нему вновь прискакала, тогда неужели…
- Ты сюда молчать примчалась? - обрывает поток моих мыслей.
- Прости за это, - встаю.
Если это не он, то и делать здесь нечего.
- Куда собралась? - одёргивает грубо, и я замираю у двери. - Ты как себе это представляешь, - продолжает, - ворвалась, напала на капитана полиции и хочешь свалить. А в изолятор за хулиганство не хочешь?
- Ты не посмеешь! – резко разворачиваюсь и вижу по глазам, посмеет.
Пётр приглаживает взъерошенные волосы, оправляет китель. Прикасается к раненой щеке, шипит.
- Дикая, блядь, - выплёвывает со злостью.
И видя, что я не реагирую, поджимает губы.
- Я извинилась, - цежу, не понимая его намерений.
- Засунь свои извинения, знаешь куда, - бормочет рассерженно, и, обойдя стол, начинает складывать разбросанные мной бумаги.
- Я могу уйти?
Наблюдать уборку у меня нет ни желания, ни времени.
- Нет.
Продолжает складывать бумаги.
Я стою и потихоньку возвращаюсь в бешенство. С удовольствием представляю, как накидываюсь на него и душу, так он меня сейчас злит.
- Иди ты, знаешь…
- Сядь, - перебивает и со скрежетом отодвигает стул.
Слушаюсь, потому что по правде, я не знаю, что мне делать и к кому идти.
Женька ещё долго в загранке. Родители навряд ли справятся с такой задачей. Из всех моих знакомых, только Свиридов компетентен в этом вопросе.
Сажусь за стол и ещё минут пять жду, пока он наведёт порядок.
Свиридов, наконец, садится напротив, проглядев что-то в телефоне, обращает внимание на меня.
- Теперь по порядку и без эмоций, - командует он.
И я, как мне и велено, чётко и быстро излагаю всю информацию.
- Интересно, - задумчиво протягивает он.
- Очень.
- И что, Шепелев-старший утверждает, что его сыну диагностировали хлыстовую травму?
- Да, - киваю, - его госпитализировали с резкой болью в шее, причиной которой стало движение головы назад и вперёд на высоких скоростях, понятно, при каких событиях. Он утверждает, что Миша был за рулём. И если раньше дело квалифицировали как хулиганство, то теперь это причинение тяжкого вреда здоровью. А это до одиннадцати лет…
Замолкаю, потому что мне становится жутко. Я представляю эти одиннадцать лет, вырванные из жизни моего сына.
Одиннадцать лет, которые ему никто не вернёт.
Что его ждёт в колонии?
Моего весёлого мальчишку.
Ведь это сломанная жизнь.
- Ты поможешь? – с надеждой вглядываюсь в эти ненавистные черты.
Я готова на всё, ради спасения Мишки.
И Свиридов знает. Видит, в каком я отчаянье.
- Он в изоляторе?
- Нет, выпустили под подписку.
Он смахивает со столешницы невидимые крошки.
- Надо подумать…
- Петя, пожалуйста, ведь он ни в чём не виноват…
- Я сказал, мне надо подумать, - чеканит он, смерив меня холодным взглядом.
Замолкаю, опустив голову.
- Если ты поможешь, обещаю, что прощу тебя, - выкладываю козырь.
- Простишь?
- За то, что произошло семнадцать лет назад. Прощу…
- За что, Оль? – усмехается он.
Я в негодовании. Поднимаю взгляд.
Он пристально смотрит на меня.
- Ты простишь за то, что любил тебя? За то, что замуж звал, а ты пинала, как шавку меня!
Не верю своим ушам.
- Ты изнасиловал меня.
- Я любил тебя, - не реагирует на обвинение. – Замуж звал. Умолял. А ты тогда снизошла до меня, а потом решила взбрыкнуть. И кичишься этим каждый раз!
- Серьёзно?
- Серьёзно, блядь. До хрена на себя берёшь!
- Хорошо. Что ты хочешь?
Он резко встал и развернулся к окну.
- Чтобы ты сниться мне перестала, - наконец ответил он. – Хочу не видеть тебя в каждой бабе. Жить хочу, будто не было тебя никогда.
Смотрю на его профиль, переваривая сказанное им. Меня никогда не трогали его слова, потому что не трогал он. А сейчас как-то больно стало. Что-то такое было в голосе этого ненавистного мной мужчины, что я не могу, по обыкновению, отмахнуться.
Хочу что-то ответить. Только что ему сказать. Извиниться, что не люблю. Каяться, что только нужда заставляет меня обращаться к нему.
Бред.
- Ладно, забудь, - поворачивается ко мне, - скоро перевод у меня. Повышение. В столицу уеду, так что вздохнёшь свободно.
- Поздравляю, - всё, на что меня хватает.
- Ага, спасибо, - огрызается в ответ.