— Сашка, не глупи! Её будет искать всё российское посольство вкупе с королевской полицией! — сердито воскликнул Алексей.
— Ты не понимаешь? — сапфировые глаза графа сверкнули гневом и болью одновременно. — Сейчас она моя, только моя! Её жизнь зависит от меня, и я должен помочь ей. Если я верну её отцу и покаюсь во всём, она никогда не простит меня, к тому же узнает правду не от меня. А я хочу всё рассказать ей сам, понимаешь?
— И ты действительно расскажешь ей всё? — осведомился кузен. — И про свои планы обесчестить её тоже?
— Да! — сурово отозвался граф. — Мне надоело лгать на каждом шагу. Пусть лучше узнает всё и поймёт, что я передумал, потому, что люблю её.
— Но чем дольше она будет находиться в твоём доме, тем сложнее будет потом объяснить всё её отцу и брату! — возразил кузен. — Неужели ты думаешь, что они смогут простить тебя? Андрей Алексеевич человек пожилой, вдруг его сердце не выдержит неизвестности о судьбе дочери? Если князь умрёт от горя, Адель никогда не простит тебя.
— Для начала вернёмся в Лондон, а затем примем окончательное решение! — с нажимом заявил Александр и кузен понял, что спорить бесполезно.
— А как же Жаклин? — напомнил Алексей. — Познакомишь её с Адель?
— Нет, конечно, — Александр напряжённо задумался. — Сделаем по-другому. Поедем в наше загородное поместье, до него отсюда столько же, сколько и до Лондона, только в другую сторону. Никто не узнает, что я прячу Адель там, а своим слугам я доверяю, как себе. А Жаклин я напишу и отправлю деньги с посыльным, чтобы она сняла для себя дом.
— А что будешь делать с ребёнком? Только содержать? — спросил Алексей.
— Как бы я не относился к Жаклин, но она любит меня и носит моего ребёнка, — хмуро отозвался Александр. — Свою плоть и кровь я не оставлю на произвол судьбы.
— А ты не боишься, что она узнает о том, что ты любишь Адель? — поинтересовался кузен. — На твоём месте я опасался бы за безопасность княжны, Жаклин всегда казалась мне непростой девушкой.
— Сейчас я могу думать лишь о том, чтобы Адель выжила и вспомнила меня, — ответил Александр, снова присаживаясь на постель и беря любимую за руку.
— А может, лучше будет, чтобы она на время забыла? — вдруг озвучил бредовую идею Алексей. — Подумай сам, вы могли бы даже обвенчаться, пока она не вспомнила, кто она. Ты сможешь стать её памятью и внушить ей что угодно!
— А потом, когда она всё вспомнит, тут же возненавидит меня? — горько усмехнулся Александр. — Нет уж, благодарю покорно!
— Зря! — пророчески покачал головой Алексей. — Врач сказал, что иногда потеря памяти бывает необратимой.
— Как-то давно, ещё в Индии, я попал в одну переделку… — тихо сказал Алекс, погружаясь в воспоминания. — Выбравшись из джунглей, я нанял двоих индусов в качестве охраны. Мне нужно было без приключений добраться до Калькутты, но по пути мы нарвались на английских мародёров, которые грабили древние храмы. По сути, мы сделали почти тоже самое, и, как оказалось, вторглись на их территорию. Они преследовали нас и догнали, наконец. Хоть нам и удалось улизнуть, прилично сократив численность этих мерзавцев, но я был ранен в плечо, а один из моих подручных получил удар топориком по голове. Признаться, я думал, что он обречён, но второй мой помощник нашёл для нас какого-то старика-лекаря, который знал секреты древней индийской медицины. Так вот, я не помню точно, что за средства он применял, но когда парень очнулся, он не узнавал никого, не помнил своего имени, вообще ничего о себе! Я никогда прежде не видел, в каком ужасе находятся люди, потерявшие память. Это страшно, Алёшка… Такой удар может свести с ума! Если такое суждено Адель, я хочу быть рядом с ней, попробовать успокоить её.
— Мне трудно такое представить, — согласился Алексей. — Может, ты и прав, но я бы на твоём месте написал князю, хотя бы анонимно. Пусть у него останется маленькая надежда, что она жива, это лучше, чем неизвестность.
— Я подумаю, — пробормотал граф. — После того, как стемнеет, сразу выезжаем.
— А что делать с погибшей девушкой? — напомнил Алексей. — Здесь хоронить? У местных возникнут вопросы.
— Нет, не стоит делать это здесь, — ответил Александр. — Скажи Фёдору, чтобы гнал почтовую карету с телом в поместье. Там и похороним. А мы с тобой повезём Адель в нашей карете.
— Хорошо, — тихо согласился кузен и направился к двери. — Пойду, отдам распоряжение Фёдору. Но над запиской князю всё же подумай. Это может стать твоей индульгенцией, когда вся правда откроется.
***
Эта августовская ночь стала для Лондона самой страшной за последние годы. Особенно для тех, чьи близкие оказались на злополучной яхте.
Давно в городе не происходило подобных происшествий, повлекших за собой столько смертей, а тем более — смертей аристократов.
Пылающая, словно факел в ночи, яхта лорда-канцлера была видна издалека. Вскоре берег Темзы заполнился толпой зевак, сквозь которую с трудом пробились пожарные бригады Лондона. Вскоре прибыла полиция и войска, которые оттеснили с берега толпу горожан и вездесущей черни.
Гул голосов, крики, доносящиеся с яхты, до сих пор взрывающиеся римские свечи — всё это напоминало какой-то жуткий кошмар, настолько страшно и неестественно выглядело.
Шлюпки с несколькими спасшимися пассажирами яхты добрались до берега и обожжённые и напуганные люди объяснили полицейским, что произошло. Корреспонденты из «Таймс» и других изданий, не столь крупных, едва успевали записывать слова пострадавших в свои блокноты, гадая, удастся ли им первыми добраться до редакции для того, чтобы материал успели передать в утренний выпуск.
Вскоре на набережную прибыли многочисленные родственники пострадавших и погибших. Кареты и экипажи заполнили берег, отовсюду слышались рыдания и крики. Люди никак не могли поверить, что простая прогулка на яхте могла обернуться такой трагедией.
Яхта сгорела, словно лучина — быстро и бесславно, пожарные в любом случае не успели бы потушить её, для этого судно необходимо было отбуксировать к пристани, а приблизиться к пылающей яхте ни один корабль не смог бы. К утру стало ясно, что трагедия унесла жизни тридцати пяти пассажиров и пятнадцати человек прислуги и матросов.
Большая часть погибших аристократов пришлась на женщин, чьи вечерние наряды вспыхивали, как бумага. Несколько тел выловили из Темзы, куда люди прыгали, спасаясь от огня, но некоторые так и остались на яхте, превратившись в обугленные трупы, которые предстояло опознать безутешным родным.
Среди обезумевших от горя родственников, мечущихся по ночной набережной, были отец и сын Вяземские. Они чуть не сошли с ума, узнав о трагедии на яхте, и сразу же вскочили на лошадей, не желая тратить время на закладывание экипажа. Они пытались отыскать Адель и Настю, но ни среди спасшихся пассажиров, ни среди трупов, выловленных из реки, их не оказалось.
Оставалось лишь одно — девушки сгорели заживо на проклятой яхте. Когда Андрей Алексеевич понял, что дочь, скорее всего, погибла, ему стало плохо с сердцем. Мишель подхватил отца под руки и поспешил отвезти домой. От горя молодой князь будто впал в ступор и старался прежде всего спасти отца, а уж потом разыскивать тело сестры.
Лекарь, вызванный в дом Вяземских, констатировал сердечный приступ, оставил необходимые лекарства и вежливо выразил свои соболезнования по поводу гибели княжны. Андрей Алексеевич был очень слаб, и только сердечные капли, данные врачом, помогали ему, ибо они вызывали сонный эффект, но даже в тревожном сне он беспрестанно бормотал имя дочери. Глядя на отца, который вполне мог не пережить смерть Адель, Мишель горестно вздыхал и вынужден был признать, что его жизнь рушится, словно карточный домик.