- В ХУЯКе, - отвечает папа, - хочет на СТОЯК переводиться.
С чего это вдруг на Сатурнское ТехноОбъединение Ядерной Кибернетики его потянуло? Им своих тренеров хватает, была я там, пафоса, пафоса... Но уровень обучения высочайший, не поспоришь. Значит, Джонсон на СТОЯК собрался.
- Ну, ему привет тоже, - отвечаю я и иду к себе.
Какое счастье, что никто мне по пути не встретился! Отбой уже скомандовали, и гарнизон спит. Врываюсь к себе в комнату (а комната у меня теперь в том же корпусе, в котором и кубрик моего пятого взвода, а здание, где я жила прежде, поставили на ремонт), закрываю дверь, падаю на кровать и реву, как та белуга.
У меня не было прежде близких друзей, я прожила до двадцати лет в счастливом состоянии свободы, ни к кому не привязываясь, одинаково ровно общаясь со всеми окружающими меня людьми. И сейчас мне тяжело и больно, что человек, которого я считала своим другом, с кем делилась личным, к кому обращалась за помощью, попросту вычеркнул меня из своей жизни. Он даже не знает, что со мной случилось, почему я проболела целый месяц. И не знает, почему я думаю о нём так часто. А почему? Этого я и сама не знаю.
Может быть, я влюбилась в сержанта Джонсона? Любовь – она такая? Нет, я не хочу так! Это горько и больно, когда тот, кому открылось твоё сердце, к тебе равнодушен.
Я долго лежала на постели, глядя в темноту, и чувствуя, что не могу уснуть, встала, оделась, вышла из комнаты, тихонько прокралась по коридору, отворила дверь чёрного входа и прошла во внутренний дворик, где в летние месяцы курсанты сушили свою одёжку и загорали в свободное время.
Ночь была тихой и тёплой. Лёгкий ветерок погладил волосы, пощекотал ресницы. Я подняла голову, посмотрела на млечный путь, прочерченный широкой кистью на чёрном холсте неба.
- Красиво, правда?
Негромкий голос, принадлежащий Марку Моргану, заставил меня вздрогнуть.
- Простите, мэм, - прошептал он, - я не хотел вас напугать.
- Ты почему не спишь, курсант Морган? – спросила я то, что должна была в таком случае спросить.
- А вы, мэм? – не смутился он.
Отрявкать бы его за то, что разговаривает с командиром, как с равным себе фазаном, но я, проплакавшись, чувствовала спокойное умиротворение, которое всегда приходит после слёз. И ругаться не хотела.
- Можно, я тут немножко постою? – спросил Марк. – Не спится.
- Ладно, стой, - вздохнула я.
Сколько можно их гнобить, в конце концов? Пусть постоит десять минут, воздухом подышит. Крепче спать будет.
- Смотрите, мэм! – Марк тихо засмеялся. – Светлячок! - показал на манжет рукава своего комбинезона, и я увидела маленькую светящуюся сине-зелёную звёздочку, осторожно коснулась подушечкой пальца крошечной гладкой спинки жучка. Вестник чуда! Ночной гость из космоса растений!
- Прелесть какая! – восхитилась я искренне. – Надо выпустить его в траву. Посади его на газон.
- Идём…те, - Марк осторожно взял меня за руку, - вместе посадим.
Ну что, орать на него за это? Такая ночь! Тишина, звёздное небо, моя ладонь в его крепкой руке.
Мы спускаемся с крыльца, проходим к клумбе, наклоняемся. Я осторожно стряхиваю светлячка с его рукава на широкий лист первоцвета.