Когда он обнял меня, прощаясь, что-то дрогнуло в его лице, но он ничего не сказал. Увидимся ли мы ещё? Ты предал меня, папа. Ты поставил порядок на базе и собственную репутацию выше счастья своей единственной дочери. Может, ты и прав. Что стоит одна судьба в сравнении с порядком лучшего военного объекта Галактики?
Мы заходим в столовку, мои фазаны только что закончили обедать, пьют компот, ржут друг над другом. Обед сегодня на час позже был из-за астероида.
- Старший сержант Джонсон! – орут. – С приездом!
- И с уездом! – весело добавляет мой будущий муж (какое отвратительное недослово, будто огрызок от слова «мужчина». Муж. Недоделка. Неполноценность.) – Слушайте, салаги, чё скажу. Мы с Норой решили пожениться! Она долго меня уговаривала, но я всё-таки согласился! – что ещё он сегодня отморозит, и сколько ещё я смогу держать маску холодного равнодушия? - Через два часа мы сваливаем на Дальний Рубеж, я щас сгоняю, поставлю вам ящик, после отбоя пропейте.
Мне хочется сказать: «Помяните».
Взвод восторженно орёт, швыряет к потолку кепки и ложки. Все ломятся к нам, тискают Джонсона, меня, вопят поздравления. А у меня в голове ровный гул, и я вижу из всей толпы только Марка Моргана, лишь его одного. Как при новости Джонсона он медленно поднимается из-за стола и обессилено падает обратно, глядя на меня в упор. И такое в его глазах, что я, умирая от старости в окружении своих многочисленных детей и внуков (а Джонсон же позаботится об этом, правда?), буду помнить этот взгляд.
Потом я иду к себе, собрать вещи, а Джонсон за ящиком водки для них. Десять минут, и чемодан собран. Вот и всё. Я убираю в пластиковую папку свой дневник и рисунок Марка, мой портрет с чёлочкой. Папку кладу сверху. Чтобы в полёте до Дальнего Рубежа достать и дописать свою печальную Одиссею. Что я сейчас и делаю, пока спит мой упившийся новобрачный супруг. Которому наплевать на моё душевное состояние настолько, насколько может быть вообще наплевать.
- Чё пишешь, Нора? – спрашивает. – Мемуары?
Точнее будет сказать, ми-амуры.
- Так, - кротко отзываюсь я, - дневниковые заметки про армию.
- Если секретной информации нет, так чё, может, и опубликуешь когда, - предлагает Джонсон.
- Ну что ты, какие секретные, я присягу давала…
И вот, наклюкавшись с механиком, он дрыхнет, а я дописываю свой рассказ, выливая в тетрадь всю свою боль и бессилие.
Марк пришёл, когда я уже собралась и стояла у окна, последний раз глядя на дворик своей казармы.
- Ты мне можешь объяснить, что это за хрень была сейчас? – спросил он тихо.
Он не подошёл ко мне, остался стоять у дверей, уже всё поняв, определив между нами дистанцию.
- Ты же слышал, - я чувствовала, что заболеваю, у меня поднималась температура, начинался озноб. Надо же, я думала, только нежные барышни старых классических романов способны, переволновавшись, падать в обмороки и мучиться от лихорадки, - я выхожу замуж за сержанта Джонсона, - сказала я.
- А то, что было вчера… - у него не получалось связно складывать предложения, - и наш договор про субординацию, про то, что я дослужу срок…
Боль в груди стала такой острой, точно сердце превратилось в осколок стекла и резало по рёбрам.
- Вот и дослужишь спокойно, - кивнула я, - прости, курсант Морган. Бес попутал. Попользовалась тобой, как орудием мести, Джонсону назло. Не бери в голову. Забудь, ладно?
- Ты что? – Марк делает шаг вперёд и отшатывается, точно налетев на невидимую преграду. Никогда не забуду его глаза в ту секунду. – Ты серьёзно? Ты сейчас говоришь правду?
- Да, - отвечаю я, - ты же видишь всё. Мы через час улетаем. Прощай, Морган. Всё было отлично, не парься. Никаких обид, ладно?
- Да какие там обиды, что ты! – фыркает он.
Вытягивается в струнку, козыряет мне. Бледный, с горящим взором, нереально красивый в этот миг. Это я тоже буду помнить вечно, чтобы вот так, с таким достоинством принимать поражение, так твёрдо стоять на обломках своих рухнувших надежд.
– Здравия желаю, старший лейтенант Трой! – рапортует Марк, поворачивается и чётким строевым шагом уходит из моей комнаты и моей жизни.
Прощай, Марк Морган. Прощай, моя первая, чистая и светлая любовь.
Когда я была маленькой, я очень любила один фильм-сказку, вариацию «Спящей Красавицы». Там, по сюжету, за год до исполнения пророчества Феи, принцесса знакомится с принцем. Он странствует по свету и приходит в их королевство.
Молодые люди влюбляются друг в друга, гуляют по саду, держатся за руки, говорят обо всём на свете. Но король-отец против их брака, он боится, что принц не сможет защитить его дочь от страшной судьбы, уготованной ей. И юные влюблённые вынуждены расстаться.
На прощание принцесса говорит, что постарается убедить отца и, когда всё уладит, напишет принцу письмо, чтобы он возвращался обратно.
- Я буду ждать, клянусь! – обещает принц, садится на коня и мчится прочь.
Принцесса смотрит ему вслед.
И звучит музыка, и слышится песня, которая, как нельзя лучше отражает моё теперешнее состояние.
Как странно, как необъяснимо,
Как смутно всё в судьбе моей.
Прочь уноситься от любимой,
А не лететь навстречу к ней!
Как всё в душе моей смешалось!
Зачем я так гоню коня?
Чтоб ты всё дальше удалялась
И удалялась от меня?
Я сам устроил так, устроил,
Чтоб наступил прощанья миг,
Чтоб я не виделся с тобою,
И не касался рук твоих!
Ты, как за тысячу веков,
Ты страшно далека!
Ты из приснившихся стихов
Последняя строка!
Строка, которой поутру
Не вспомнить, не забыть…
Ушла, как парус на ветру,
За горизонт судьбы…
Через тысячи веков, через сотни тысяч парсек, через туманы пространств и времён однажды моя душа встретиться с твоей душой, Марк Морган, чтобы сказать тебе: «Прости». Я верю в это.
Конец дневника старшего лейтенанта Трой.
И конец первой части романа.