- Подожди, Марк, - остановила его Нора, - вот, - она протянула ему тетрадь. Интересная книжка. Почитай, потом приходи, обсудим.
- Хм… - он пролистнул странички, - знакомый почерк. Мемуары майора Трой? Тайны службы? Ладно, почитаю.
Марк ушёл, оставив её наедине с величием чёрной бездны космоса и надеждой на понимание и примирение.
Надежда умирает последней. Такая интересная фраза. Выделяя одно слово из трёх, получишь три разных её значения. Для разговора, состоявшегося между Марком Морганом и Норой Трой, двумя часами позже, ударение следовало ставить на втором слове. Умирает. Надежда умирает. Последней – это уже не важно.
Через час Нору сменил Луис, велел идти поужинать с лисой, сказал, что они с Марком уже похлебали оставшийся от обеда суп. Но есть не хотелось.
Нора сходила в столовую, налила себе кофе, посидела одна, с неохотой попивая из чашки. Устала за пересыщенный впечатлениями день. По земному времени уж спать пора. Заняться нечем, разве посмотреть какой фильм, или почитать…
Она пошла к себе в каюту, и, открывая дверь, увидела в конце коридора куда-то крадущуюся с чайником в лапе, лису.
Норе стало интересно, она тихонько прошла следом и увидела милейшую картинку: лиса поливала сидящий в горшке куст чаем, а тот шумно встряхивал листьями, поворачивая их то одной, то другой стороной, и блаженствовал.
Нора улыбнулась. Завтра куст опять спалится перед братьями, если вылезет из горшка и оставит липкие лужи на полу, сахара–то в чай лиса не пожалела. Нора успела это понять, наступив на случайно пролитые на пол капли.
Она прикрыла дверь своей каюты, расстегнула ворот формы, разулась. Умываться и спать. Завтра новый день. Возможно, и ей придётся посидеть за управлением, коль она теперь член команды.
- Не спишь ещё? – дверь бесшумно отворилась, на пороге стоял Марк.
Кожаную бандану, в которой проходил весь день, он снял, и Нора увидела, что причёска у него точно такая же, как в день прибытия на «Каллисто» - тёмные волнистые волосы зачёсаны назад и стянуты в «хвостик». Ворот комбинезона расстёгнут, рукава закатаны. Вечерний неформатный вид.
- Прочёл я твою дерьмовую мелодраму, - сообщил Марк, не стесняясь в выборе слов для критики.
- И? – голос Норы пресёкся. – Что скажешь?
- Поностальгировал над армейскими днями, - честно сознался он, - а вот главная героиня – увы, никакой симпатии не вызвала!
- Почему? – прошептала Нора.
- А есть такая национальная бабская народная забава – страдать! – зло рассмеялся Марк. – Не действовать, не менять, не пытаться вырваться из оков обстоятельств – а страдать и упиваться этими страданиями! Ты десять лет своей и моей жизни просрала, дура! – бросил он ей в лицо. – Ты должна была всё сказать мне, но предпочла страдать в одиночку, а теперь хочешь, чтобы я тебя понял? Кретинка безмозглая! Никогда тебе этого не прощу! – он бросил тетрадь на кровать, повернулся, чтобы выйти, но остановился. – А в дисбат мы с Лу и так попали! – издевательски добавил напоследок. - На следующий же день! Год там отслужили! «Дисциплинарный батальон, вокруг колючка, часовой! Без увольнений и наград мой путь лежит сейчас в дисбат!» - пропел насмешливо и вышел.
- Подожди, Марк! – Нора выскочила следом, не замечая текущих по щекам слёз. – Как – в дисбат? За что? – воскликнула она.
- Козлу набил морду, - пояснил Марк, - Лу, сказал, он чё-то про твои внешние данные там загнул. Я не помню, я бухой в говно был. Ящик тот вечером пили, что твой Джонсон нам поставил. Мы с братом на губе очнулись, а потом в дисбат вместе пошли. Куда я, туда и он. Так что, подотрись теперь своими страдашками, дура! – заключил он. – Спокойной ночи!
В следующей главе Высшие Силы явят Норе Трой свою справедливость.
Глава третья. Карма настигла
Ну, да, чё там, спокуха-ночнуха. Лечь – и до утра. Дурой без счёту раз обозвал, и ещё кретинкой безмозглой. Не тавтология ли это, филолог Марк? Не одно ли и то же разными словами? Не бывает же кретинок с мозгами, правда?
Во в какое бешенство впал от её дневника, что слов не выбирал.
- Сам ты кретин безмозглый! – сказала Нора в пустоту. Расстегнула молнию формы, сняла её, аккуратно расправила, повесила в шкаф. – Да, я допустила ошибку. Но нельзя же ошибкой молодости перечёркивать всю остальную жизнь? Мы же совсем юны были, Марк! Тебе и восемнадцати не было, мне чуть больше двадцати! – она прошлась по комнате, остановилась напротив зеркала, поймала в нём своё отражение: красивая, стройная и сильная женщина. Глаза горят, щёки красные. Столько лет, причёсываясь, встречала холодный, отрешённый взгляд, а сейчас вон какой огонь!
– Что, Морган! – рассмеялась Нора. – В гейзеры превратились твои льды Плутона! Ты ж этого хотел! Давай, иди, разрушай нашу цивилизацию! – она достала сигарету, закурила, чувствуя, что уже горло дерёт от передоза никотина. – Что дальше делать будем? – спросила своё отражение. Она походила сейчас на актрису театра, репетирующую роль в драматическом спектакле. – Останемся заложниками ошибки моей юности? Тем и отличается взросление души – умением понимать, прощать! – раздумчиво произнесла, вглядываясь в зеркало. - Хотя бы сесть и просто поговорить, попробовать поискать выход из сложившейся ситуации! Но ты, Морган, ставишь между нами стену! И моя задача – разобраться, из чего ты выстроил её: из острых камней своей обиды или пустых серых блоков равнодушия. И если последнее… - она зябко передёрнула плечами, ощутив вдруг колючий холод, - тогда что мне останется, за что цепляться в этой жизни?
Снова брошен
В окна лунный свет,
Дом мой сонный
Серебром одет.
Лунной кисти
Не достичь глубин.
Эту бездну
Знаю я один…
Всё! Всё, как вчера!
Всё, как вчера,
Но без тебя!
Ревность, жалость,
Словно заодно.
Птицей скорби
Падаю на дно…
Нора лежала в постели и слушала орущую на весь корабль песню. В тему, ни отнять, не прибавить, но чем окончилась история страдающего героя, ей было не суждено узнать.
- Лиза, твою мать! – заорал Марк.
Нора догадалась, что это Марк, а не Луис, потому что Луиса подобный текст вряд ли мог довести до такого психа. Лиса опять всё перепутала и включила свою страдательную музню по внутрикорабельной связи.
Вопль босса сориентировал её быстро. Марк ещё не успел довести до конца свою угрозу оторвать лисе хвост, как музыка стихла.
Начинался новый день. Нора встала с постели, чувствуя тяжесть в голове и разбитость во всём теле – вот они, переживания – и пошла умываться.
Завтракали они вдвоём с лисой. На вопрос, где братья, пушистая хозяюшка махнула лапой и проскрипела:
- В рубке, милочка! Что-то им там на трассе не нравится! Ах! – она прижала к глазам лапу с длинными, выкрашенными в убийственно-алый лак когтями, и картинно осела вниз, но не промахнулась, точнёхонько на стул попала. – Эти бездушные люди меня убивают! Потрясающая, просто редкая, удивительная чёрствость! – лиса достала из кармана пёстрого жакетика носовой платочек и громко высморкалась.
- Да уж, - не могла с ней не согласиться Нора, – сухарь непромокаемый!