Сорвало его, сколько мог, столько держался. Два месяца служит на «Каллисто», и хоть бы однажды она глянула в его сторону.
Сколько раз так было. Идёт, ничего вокруг не видя, взглядом заживо замораживает, подошвами тяжёлых рифлёных ботинок разбивает бетон. В штаб командования направляется.
Солдаты на аллее подстригают кусты, и при виде её, как флюгера по ветру, поворачивают вслед головы.
- Сигурни! – как всегда, не выдерживает самый голодный. – Любовь моя!
Она проходит мимо, глаза прищурены, губы сжаты в нитку. Злая. Ослепительно-прекрасная. И страждущему солдату кажется, что бетон плавится под её шагами, и розовое марево поднимается вверх, окутывает фигуру.
- Сигурни! – вопит бедолага. – Ангел мой! Полкарасика!
Стрёмный, мешковатого покроя комбинезон не скрывает очертания стройных ног, сильных в ударе, гибких в растяжке, заброшенных на плечи… Ох!
- Пацаны! – стенает мученик, зажимая ширинку штанов. – Дайте сигаретку! Да как день-то теперь прожить? Ох, б…дь!
А через час она идёт обратно. Лёгкой походкой, взгляд спокоен, улыбается своим мыслям. Найдено решение задачи, план дальнейших действий составлен, и можно позволить себе короткий отдых. Взгляд лейтенанта рассеянно скользит по кромке ровно срезанных кустов, натыкается на группку солдат.
Измученный плотской жаждой вояка умоляюще смотрит на лейтенанта. В последнем проблеске надежды подмигивает ей и демонстрирует согнутый указательный палец, непрозрачно намекая на скромность своих желаний. Она усмехается уголками губ, лёгким кивком показывает на здание каптёрки, и счастливчик улетает за ней на крыльях любви.
- Во повезло! – орут солдаты, поняв истину изречения «никогда не сдавайся!» - Чё мы-то тупили, пацаны?
- Да устала она, - всегда есть и тот, кто в курсе событий, - с зачистки на Дальнем Рубеже вот тока! А то бы ещё одного позвала, а то и двух!
А Вэна в упор не видела, хоть прямой указательный палец ей показывай, хоть согнутый, хоть оттопыренный средний.
А сейчас пришла зачем-то.
Лёгкий шорох дверных полозьев нарушил тишину. Он поднял голову, повернулся. Она прошла в карцерную комнату, выдернула пластиковый ключ из замка, и противоударная створка закрылась, оставив их наедине.
- Эй, придурок! – беззлобно позвала Сигурни. – Курить хочешь? – и бросила пачку сигарет.
Джеди Вэн поймал плоскую коробочку, открыл. Она подошла, села рядом. Сняла кепку, почесала ёжик светлых волос. Он едва выдержал взгляд её глубоких синих глаз. Точно в душу заглянула, прочитав потаённое.
- Держи, - подала ему зажигалку.
Тоже взяла сигарету, подкурила. Он увидел перетянутое эластичным бинтом её запястье, и дыхание сбилось, когда понял.
- Что с рукой? – выдавил Джеди Вэн.
- Потянула, - пояснила Сигурни, - когда ты меня уронил. Устала, тормознула, не сгруппировалась правильно. У меня ж в ночь вылет был.
Истинная его сущность осторожно взяла в ладонь её руку, поднесла к губам, тихонько подула на пальцы, поцеловала, едва касаясь, а внешняя оболочка нервно курила, глядя в сторону.
- Слышь, солдат! – окликнула Сигурни. – Ты чего на меня попёр, а? Что плохого я тебе сделала?
Джеди Вэн резко обернулся, и утонул в безбрежной сини её глаз.
- Я люблю вас! – выдохнул он.
Слова прозвучали так безнадёжно, точно он сказал: «Я болен раком!»
Сигурни глубоко затянулась, покачала головой.
- Ну и ну! – сказала. – И что же нам теперь с этим делать?
- Понимаешь, Нора? – грустно улыбнулся Джеди Вэн. – Она не спросила: «Что теперь собираешься делать?» Она сказала: «Что же нам теперь с этим делать?» Понимаешь? Нам.
- Я не знаю, - честно ответил Джеди Вэн.
Сигурни оглядела его и коротко рассмеялась.
- Ох, и рожа у тебя! – заявила. – В гроб краше кладут! Что ж ты, придурок, не сказал прямо? На базе вас вон сколько, когда я буду разглядывать, кто там по мне вздыхает? Ладно, пойду. Там Джордан на внешнем посту, но если спалимся, ничего хорошего не будет. Держи, - она расстегнула куртку, достала из-за пазухи банку тушёнки и полбулки хлеба.
Арестованным по уставу мясное не полагалось.
- Пожри, чтоб силёнки были! – усмехнулась Сигурни. – Любовник!
Джеди Вэн решительно обнял её, крепко сжал узкие плечи, потянулся губами к её губам и поцеловал. Хотел так же – уверенно, сильно, а вышло робко, нежно, будто в первый раз.
Она отстранилась, погладила его по щеке.
- Твой поцелуй, как преступленье, Джед, - сказала. Надо же, помнит его имя! – Больно, да? – дотронулась до его разбитых губ.
- Нет, - шёпотом ответил он, - теперь – нет, - и опять потянулся к ней, но она удержала его.
- Не заводись! – отрезала. – Отсиди арест, потом приходи. Буду ждать тебя.
- Серьёзно? – он не поверил тому, что слышит.
- Сказала же! – фыркнула она. – Переживу как-нибудь два дня. Посмотрим, что от тебя потом останется!
- Сама жива останься! – парировал он, наклоняясь, целуя её в шею. Она потянулась навстречу, дрожь пошла по её телу, но удержалась, оттолкнула его, встала.
- Пока, солдат! – сказала, повернулась, пошла, открыла дверь. Но на пороге задержалась, глянула через плечо, улыбнулась, подмигнула и вышла.