- Береги себя, - шепчет женщина на прощание.
- Ты тоже.
Мэгги
Городское кладбище отличается от нашего. Нет той готики, что веет на душу страх. Места не хаотичны. Повсюду мраморные плиты. Только тишина и одинаковые могилы.
За эту неделю я так привыкла прибывать одна, что не чувствую ужаса. Чего мне боятся, ведь все мы в конце-то концов попадем сюда.
- Знаю все вы несчастны я буду молится за вас.
Вот только бы понять, как избавится от этого сопротивления.
Оно меня душит. Я как будто задыхаюсь, когда начинаю читать молитвы. В голове всплывают их лица. Они насмехаются над нами и я не знаю, что это за чувство, но оно не дает мне произнести даже первые буквы. Это сейчас в тишине произошло чудо. А там в моем мире все становится реальным. Жестоким. Эта усмешка сестер Джо. Я была до них обычной девушкой знающей о вере столько сколько надо. И я с детства хотела молится. А что теперь? Кто мне скажет, что теперь происходит со мной? Я даже не могу произнести эти слова повторно. Что со мной творится. Пытаюсь выговорить хоть слово, но губы не поддаются. Неужели я стала...
- Нет я не такая. Все должно пройти.
Говорят время лечит. Я все это время ждала и понимаю, что надо подождать еще немного. Китти говорила время как вода стирает из нашей памяти плохие фрагменты. Но не сойду ли я с ума, потому-что их бесчисленность. Теперь я это ясно осознаю.
Помню как вчера посмотрела на кухонный нож и впервые в своей жизни захотела покончить со всеми не ясностями. Я никогда до этого не думала о чем то подобном. Даже что-то приблизительное не было в моих мыслях. Я жила словно в трансе не замечая иного мира вокруг. О Боже как же я хочу вернуть это время. Смешно. Из всего что я могу произнести это слова: - О Боже. Странно, почему оно не обжигает душу, как остальные.
- Хм. Кому я говорю, точно чокнутая.
Наконец прохожу последний ряд, но все равно не нахожу его. А я должна найти его. Я просто обязана. Может я не заметила его и прошла мимо, а может заметила, но в раздумьях не сообразила, что это он. Мой родной отец. Кто подарил мне жизнь.
Кайла я тоже считаю отцом и верю ему, а может верила. Сейчас в моей голове столько сомнений, что я не могу понять, как они зародились.
Я ищу табличку с надписью Морган Джекман 1964 - 2001. Но его нет. Возвращаюсь обратно по той-же дорожке, что пришла. Только теперь не спеша оглядываю каждую надпись. Непривычно, вот так, одной находится в огромном городе. Хоть это и есть мое место рождения, но мне страшно представить, что находится по ту сторону этой ограды. Стираю пот с лица и гляжу на свои часы. Подарок мамы. Они большие, круглые с широким, розовым ремешком. Единственная пестрая вещь из всей моей серой массы. Почти девять, а я уже чувствую изнеможения. Тишина единственное, что осталось приятным для моей души. Подхожу к скамейке возле чей-то могилы и опускаюсь отдохнуть. На ней чужие мне инициалы, но я почему-то сочувствую ему. Его семье, друзьям и знакомым. Наверное одиноким легче умирать. Они не оставляют после себя несчастных людей. Потом представляю, что этот человек тоже одинок. Становится намного легче. Задерживаться возле чужой могилы мне не хочется, но я вынуждена остаться, иначе просто упаду где-нибудь от усталости. Достаю бутерброд, который успела приготовить заранее и воду. Голод заставляет на мгновение сосредоточится на еде. Вспоминаю, что домашняя колбаска с сыром была любимым сочетанием Китти. Это она придумала такие бутерброды, когда нам нужно было идти к кукурузному полю. Там, в высоких зеленых кустах мы прятались от всех и съедали ее изобретение. Потом гуляли по рядам и проверяли плоды на спелость. Я помню, как она любила слушать мои бесчисленные рассказы. Улыбалась, когда хотела смеяться и робела, когда хотела плакать. Она была доброй. Совсем другой. Ни то что я. Молчаливой, порой серьезной, но все равно доброй. Тому свидетелем оказывались ее поступки. Часто я жадничала отдавать свежий хлеб прохожим бродягам. А она всегда отдавала только свежеиспеченные изделия. Говорила с Джакилями, хотя все знают какая это омерзительная семейка бандюган. Она была терпеливой. Меня всегда раздражало ее терпение, особенно, когда отец Кайл нас наказывал. Я отвечала ему защищая себя, но она молча опускала голову, как будто согласна с его плетью. Сейчас понимаю, что мне обидно до боли. Все мои слезы остались у ее могила. Но все же я хочу плакать. В сотни раз задаю вопрос: - почему она так поступила с собой? И что-то всплывает в мыслях, но не могу найти ответ. Я словно не согласна с этим вопросом. Да, я слышала слова матери, но не могу верить, что она совершила самоубийство таким ужасным, страшным и трудным способом. Я представляю себя на ее месте: