— Я живу в Шаугнесси, в квартале от Саут-Гренвилльской улицы. Это не задержит нас надолго. — Он отступил назад и придержал дверь для Катрин, пока она брала свою камеру и дорожную сумку. — Надеюсь, ты не забыла бикини, — промурлыкал он.
Она проигнорировала это нахальное замечание.
— Удачи вам! — Редактор опять повеселел, разрешив на время все свои проблемы. — Я чувствую, что это будет один из лучших выпусков «Великолепного уик-энда». Если кто-нибудь может заставить Флейм Кантрелл раскрыться, то это ты, Пантер.
— Постараюсь, Кон. Ведь я знаю: что бы я ни сделал, — губы Рекса тронула саркастическая усмешка, — как бы далеко ни зашел, на какие бы жертвы ни решился, чтобы добыть секреты прекрасной леди, — все это пойдет на благо нашей газеты!
Мужской шовинизм! Катрин бросила вызывающий взгляд, проходя мимо Рекса, но почувствовала, как задрожали ее ноздри, когда его запах, запах мужчины, не испорченный никаким лосьоном, настиг ее. Это продолжалось всего несколько мгновений, но вновь воскресило память о его поцелуе. Хотя он не был просто поцелуем, подумала она, упрямо подняв подбородок и двигаясь по коридору, это было взрывом чувств. Ей пришлось бороться не только с его дразнящим мужским запахом и незнакомым ощущением его шершавого подбородка на ее нежной коже. Она должна была защищать себя и от возбуждения, так неожиданно охватившего ее, когда обычный поцелуй стал медленно и неотвратимо переходить во что-то другое, что-то дикое, первобытное, эротическое…
А главное — это вкус его губ. Они были нежными, свежими, неудержимо влекущими и — к ее огромному стыду — незабываемыми! Но она должна забыть! В ее планах на будущее не было места мужчинам. Она наметила свой путь и никогда не позволит больше никому и ничему повредить ей, заставить ее вновь испытать ту боль…
— Давай я помогу тебе нести сумку! Взглянув на догнавшего ее Рекса, она отказалась.
— Спасибо, она нетяжелая. Я справлюсь.
— Хорошо. — Он пытался приноровиться к ее походке. — А ты ведь не хотела, чтобы я ехал с тобой!
Это был не вопрос, а констатация факта. Она не ответила.
Он открыл дверь, ведущую на стоянку автомашин, и у нее перехватило дыхание от порыва холодного воздуха. Метель, начавшаяся ночью, все еще продолжалась. Она мысленно похвалила себя, что надела брюки и теплую куртку.
— Я тебе не нравлюсь, — продолжал он, закрыв за ними дверь и взяв ее за локоть.
Она хотела оттолкнуть его руку, но сдержалась. Лучше всего будет, если она поддержит его заблуждение относительно своих чувств.
— Интересно почему, — протянул он задумчиво. — Может быть, я это скоро пойму.
Она знала его машину; это был старый «шевелль» — черный и потрепанный, припаркованный недалеко от выхода. Она направилась к машине, на ходу отвечая на его слова.
— Я могу сказать все прямо сейчас и сберечь твое время. Я считаю тебя самонадеянным, нахальным шовинистом.
Он открыл переднюю дверцу, взял у нее дорожную сумку и забросил ее на заднее сиденье. Она попыталась было сесть в машину, но он вдруг схватил ее за плечи. Чувствуя его пальцы на своем теле даже сквозь толстую куртку, она взглянула на него, нахмурив брови.
— Ты можешь думать обо мне что угодно, — произнес Рекс, и впервые за все утро она не увидела смеха в его янтарных глазах, опушенных черными ресницами, — но здесь кроется еще что-то. Может, ты и сама не понимаешь причины твоей враждебности.
Он отпустил ее, и, раздраженно поведя плечами, Катрин скользнула в машину. Рекс закрыл дверцу, уселся на водительское сиденье. Катрин уже пристально смотрела вперед, ее фотооборудование лежало на полу у ног, она крепко сжимала свою кожаную сумочку. Какое право он имел вмешиваться в ее дела, анализировать ее? Машина тронулась.
— Больше всего меня привлекает вызов, — мягко произнес он, выводя машину со стоянки и направляя ее к выходу. — Ты очень загадочная женщина, Кейт Эшби! И в тебе много скрыто от посторонних глаз. Внешне ты холодна и недоступна — эти твои надменные аристократические черты лица и шелковистые волосы, уложенные в элегантную — «не тронь меня» — прическу, но когда мы целовались…
— О! Я все ждала, когда же ты об этом заговоришь! Знаешь, давай договоримся. Когда ты целовал меня! А не когда мы целовались! Насколько я помню, это была твоя инициатива и твое исполнение.
— А насколько я помню, — мягко прервал он, — ты участвовала во всем этом с такой же страстью, как и я.
— Это все вино. — Она пыталась привести в порядок прическу, которая была безупречна.
— Почему ты меня ударила, Кэти? — В его голосе не слышалось угрозы. — Это тоже вино?