- Зеленого?
Он тихо рассмеялся:
- Надежда зеленого цвета, верно?
Элизабет растерянно посмотрела на него:
- Как чувство может быть цветным?
- Вот мы и вернулись к разговору о сумасшествии. Вы хотели знать мою самую страшную тайну? - он протянул ей руку. - Идемте.
***
- Хранитель! - Энж бежала по залу, в надежде найти его,- Хранитель! - комок подступал к ее горлу от отчаянья, она хотела заплакать, но не могла.
Хранителя нигде не было: ни дома, ни среди Мастеров. И Себастиана тоже.
Полотно стало принимать только смерть. Энж испугалась того, что испытала двойственное чувство- страх за жизнь Генриха и... облегчение, которое испытывает любое живое существо (будь он человеком, или Мастером) оттого, что случилось что-то, что должно было случиться. То, в ожидании чего уже было невыносимо существовать. И до смерти испугалась самого чувства облегчения; не должна она испытывать его, ведь, по сути, она убила...
К фонтану! Конечно! Ноги несли ее к давно знакомому их месту пребывания, а в голове возникали картинки из прошлого: они вдвоем с Себастианом возле фонтана подставляют свои лица под брызги, считают бабочек, летающих под куполом зала, запрокинув головы... Эти воспоминания были настолько радостными, что сумели растянуть улыбку на лице Энж даже сейчас, когда она была полна беспокойства.
А Себастиан, воспользовавшись отсутствием Энж, чувствовал ее волнение, стоя перед полотном ее носителя. Он слышал даже ее голос, зовущий его по имени с нотками волнения. Ее голос...в последний раз в этой жизни.
Полотно Генриха стояло перед ним и переливалось. Впрочем, как и все остальные полотна, которые он собирал когда-то. Но что-то в нем было особенным. Что? То, что его собирала ОНА? Или то, что от него веяло жертвой, которая должна была быть скоро принесена на алтарь любви с его помощью? От полотна несомненно веяло роком. Судьбой.
Внезапно Себастиану захотелось задать свой самый главный вопрос за все существование, который не приходил ему до этого в голову: если судьбы людей собирают Мастера, то кто собирает судьбы самих Мастеров? Кто распоряжается их судьбами и решает, когда нужно переходить в ЧЖ, а когда -нет. Кто принимает решения? Почему самые главные вопросы приходят на ум перед самым концом, когда уже нет возможности получить ответы?!
На какое-то мгновение он представил, что кто-то, очень похожий на него самого, сейчас задумался над его, Себастиана, полотном. Но этот кто-то справился. Он- молодец. И он наверняка сейчас наблюдает за ним и ждет. Ждет, когда Себастиан сделает то, что должен сделать. Чтобы облегченно вздохнуть, закончив работу, и с легким сердцем взяться за другую судьбу.
Себастиан улыбнулся, вспомнив, как Генрих назвал правильный цвет надежды, находясь в ЧЖ. Откуда он мог знать это? Стоит ли рассказывать об этом Хранителю? Как Лиаму удалось сохранить это знание?
- Так, значит, говоришь, надежды мало? Мало зеленого? - Себастиан сорвал с шеи кулон и в последний раз внимательно посмотрел на него, сжал в ладони зеленый сверкающий осколок, почувствовал, как по телу разливается и постепенно завладевает разумом твердая уверенность в том, что все будет хорошо.
- Хранитель, я готов.
- Приступай, но помни: твои слова перед переходом могут быть переданы тому, кому пожелаешь.
- Я помню. Ты оставишь мне способность найти Энж в Человеческой жизни?
- Да.
- Обещаешь?
- Обещаю. Ты найдешь ее. Ты будешь много путешествовать по миру и обязательно найдешь ее.
- Она меня узнает?
- Не факт, но вероятность большая. Если ты думаешь, что вы узнаете друг друга, словно давно знакомы, то ты ошибаешься. Вы не побежите друг другу навстречу с распростертыми объятиями. Она никогда не назовет тебя по имени, которое ты носишь здесь. Ровно, как и ты не будешь помнить ее настоящего имени.
- Наши имена что-то значат? Каково их значение?
- Давай оставим все твои вопросы до твоего следующего перехода сюда. Скоро вернется Энж. Ты ведь не хочешь, чтобы она видела...
- Нет! Она не должна это видеть. Ей будет слишком больно. Обещай мне еще кое-что.
- Что?
- Обещай мне, что как только мы перейдем сюда снова и вновь станем мастерить полотна, ты поставишь их рядом. Повернешь друг к другу. Так же, как и в этот раз. В этот раз было идеально.
- Ты всегда так говоришь, Себастиан,- рассмеялся Хранитель.-Я обещаю, что найду способ познакомить вас как можно быстрее.
- Хорошо... может, это прозвучит глупо, но я уже скучаю по ней.
Хранитель промолчал, не в силах что-то сказать на это.
- Из-за того, что я вставлю в полотно надежду, Лиам будет долгожителем?
- Конечно. Остальной набор чувств будет добавлен сразу же. Пора.
- Да. Последние слова...- Себастиан задумался и улыбнулся. - Энж, Ужастик. Я не прощаюсь с тобой, я говорю тебе до встречи. Как только ты услышишь мое сообщение, найди полотно моей носительницы, прошу. Не ослушайся, малышка. Ты все поймешь. Я люблю тебя! - Он усмехнулся. - Ты же знаешь, что я сам удивлен тому, что говорю это, но все же. Я люблю тебя.
Себастиан дрожащей рукой вынул надежду из основания кулона, само основание оставил висеть на тонкой золоченой веревке, которую повесил на раму полотна Лиама. Сжал надежду в руке, стараясь напоследок пропитаться ею и, наконец, поднес ее к краю построенного чуть меньше, чем наполовину, полотна...Будто магнит, надежда притянулась к нему, и оно вздрогнуло, принимая жертву...
Вмиг тело Себастиана распалось на мелкие осколки, каждый из которых превратился в маленькую белую бабочку...
Стая бабочек, покружившись возле полотна, взмыла ввысь, желая найти ту, для которой предназначались последние слова Мастера, когда-то носившего надежду на груди. Дуновение, созданное их крыльями, раскачало золоченую веревку, на которой когда-то висел кулон Мастера, и она, ударяясь о раму, раскачивалась в стороны еще некоторое время, словно не хотела ставить точку в этой жизни Себастиана, словно играла набат по ушедшему герою.
Звуки набата услышала Энж, вернувшись к полотну после неудачных поисков друга. И ей не пришлось долго думать, чтобы осознать случившееся: там, где совсем недавно обрывалась линия жизни Генриха, рядом с болью, там, куда она не смогла вставить ни одно чувство, теперь зеленела надежда. Огромный кусок надежды сверкал и переливался, даря успокоение оттого, что все хорошо, все исправлено... Неся с собой боль от потери родного человека, боль, которую не притупить ничем. Боль, которая ждала действий.
***
- Посмотрите туда. - Генрих указал Элизабет на беседку.
У него горели глаза, он был, казалось, безумен, и она даже сначала думала, что именно так должны выглядеть волшебники из прочитанных ею в детстве книг. Но в отличие от сказок, в которых после волшебных слов появлялось что-то диковинное и невероятное, сейчас же, ничего не происходило. Генрих показывал ей то, чего на самом деле не было и не могло быть, то, что существовало лишь в его голове. Но он был так уверен и так взволнован, что она ему верила, и старалась увидеть то же, что и он. Но каждая попытка была безуспешной. С каждой секундой росло отчаянье. Отчаянье от осознания, что все по-прежнему уже не будет. Генрих де Бурье, единственный человек, с которым ей было интересно и комфортно, человек, которого она была готова назвать лучшим другом, если бы не странное влечение к нему, невозможное между друзьями, этот человек оказался безумцем... И теперь ничего не будет по-прежнему. Теперь он пугал ее. Носясь, как безумный, по саду и волоча за собой ее, словно куклу, он, казалось, не понимал, почему она не видит очевидного. И Элизабет могла бы сказать, что видит все то же, что и он, лишь бы не расстраивать его, лишь бы эта мука закончилась, но была связана обещанием никогда ему не врать.
- Что вы видите там?