Но было поздно. Свет поглотил всё — и потащил меня за собой.
Сознание вернулось медленно, будто я всплывал со дна тёмного озера. Первым ощущением стала мягкость под спиной. Не холодный камень склепа и не раскалённый шлак, а что-то упругое и живое. Трава. Я почувствовал её влажную прохладу даже сквозь ткань куртки.
В ноздри ударил знакомый, горьковатый запах трущобного воздуха, смешанный с ароматом влажной земли и… чего-то цветочного. Я лежал на спине, уставившись в знакомую стеклянную крышу, сквозь которую проглядывало бледное, предрассветное небо.
Я был дома! На своей крыше, в своём укрытии.
Мы сбежали! Уф, как же… Как же хорошо, что удалось удрать! И как же хорошо, что я так и не снял маску!
Рядом раздался довольный голос:
— Ну наконец-то! А то я уж думал, ты впал в вечную спячку, прыгун.
Я с трудом повернул голову. Рядом с неразожжёным очагом сидела та самая «белка». Она пристально разглядывала меня своими огромными изумрудными глазами, а её лапки перебирали мои отмычки.
— Где… Как мы… — мои попытки задать вопрос утонули в хрипе. Горло было сухим.
— Ты привёл нас сюда, — ответило существо, как будто это было очевидно, — Хотя место, скажу я тебе, так себе. Сыро, пахнет отходами жизнедеятельности. Почему ты торчишь в такой дыре?
Я с трудом сел, потирая виски. Голова гудела, ощущалась невероятная слабость — будто я проспал целый месяц.
— Это мой дом, — пробормотал я, оглядывая свой сад на крыше, — И он меня устраивает.
Существо фыркнуло.
— Нет, ты не понял, прыгун! — белгард отложил деталь и сделал несколько прыжков по мягкому грунту, широко размахивая лапками, — Я не про эту конуру! Я про всю эту ветвь! Зачем ты здесь трёшься?
Я уставился на него в полном недоумении. Слова были знакомы, но их сочетание не складывалось ни в какой смысл.
— Какая ещё ветвь? — спросил я, чувствуя, как нарастает раздражение, — Я не понимаю. Говори яснее.
Пушистый замер и пристально посмотрел на меня. Его весёлое выражение сменилось на сосредоточенное, почти научное любопытство. Он медленно приблизился, встал на задние лапки и вытянул мордочку ко мне.
— Странно… Очень странно… — прошептал он, — Ты же такой же, как я. С другой ветви Древа, конечно, но… такой же. Разве ты не чувствуешь?
— Я чувствую, что ты несёшь бред! — огрызнулся я, но внутри что-то ёкнуло.
«Такой же». И вульфар сказал также…
Белгард проигнорировал мою реплику. Его глаза сузились, в них вспыхнули крошечные искорки зелёного света. От него потянуло едва уловимым ощущением магии
— Ага… — протянул он с внезапным пониманием, — Так вот в чём дело! Память! У тебя пробелы. Большие-пребольшие пробелы. Кто-то хорошенько поработал. Сочувствую, приятель!
— Ты… Как ты понял⁈
— Я тебе что, лассирийский червь какой-то бесчувственный⁈ — возмутился белгард, и отскочил назад, а его мордочка снова расплылась в чём-то, что я счёл ухмылкой.
В глазах существа заплясал азарт первооткрывателя.
— Сейчас всё будет, прыгун! Думаю, я легко верну тебе память! Покажу тебе, кто ты есть на самом деле!
— Что⁈
У меня не было времени среагировать, крикнуть «стой!» или отпрянуть, или наоборот — обрадоваться. Белгард щёлкнул пальцами — или сделал движение, их имитирующее.
И мир снова рухнул.
Крыша, трава, предрассветное небо — всё поплыло, расползлось как гниющая ткань. Я не чувствовал падения. Я проваливался внутрь себя. В чёрную, бездонную шахту.
Темнота.
Я падал в ней, не чувствуя ни тела, ни времени. Мелькали обрывки… чего-то. Не образов, не лиц, а скорее ощущений. Холод металла, которого я никогда не касался. Запах воздуха, которого никогда не вдыхал. Звук голоса, который должен был быть знакомым, но был чужим. Это длилось мгновение и вечность одновременно.
А потом меня вышвырнуло обратно.
Я дёрнулся, сделав судорожный вдох. Мы всё ещё были на крыше. Предрассветный сумрак сменился серым светом нового дня, но…
Задумавшись, я обратился к памяти и… Ничего не вспомнил! Никакого озарения! На месте воспоминаний, до того момента, как я очнулся в Старом порту зияла же пустота, что и прежде.
— Ничего, — выдохнул я, — Я ничего не увидел. Ничего не вспомнил!
Пушистый белгард сидел напротив, по-прежнему перебирая мои отмычки. Он выглядел абсолютно спокойным.
— Ну… Не всегда получается всё вспомнить сразу! — сказал он, как будто объяснял очевидные вещи ребёнку, — Связи в нейронных контурах были нарушены капитально. Я их настроил, восстановил проводящие пути. Теперь информация сможет течь свободно. Но для этого нужно время. Нельзя вот так взять и влить океан в чайную чашку за раз.