Воздух был спёртым — в нём стояла густая вонь — затхлость подвала, ржавчина от цепей и кислый пот стражников, пропитавший их кожаную амуницию.
Стражники, ну конечно…
Их было трое.
Первый — коренастый детина с лицом, изрубленным шрамами, словно кто-то пробовал на нём затупленный топор. Он стоял прямо передо мной, потирая костяшки. Видимо, это он отвесил мне пощёчину, и теперь его толстые пальцы сжимались в кулаки, готовые повторить удар.
Второй — худой, поджарый, с «нормальным» лицом человека, которому не особо нравится избивать связанных заключённых. Об этом говорил его тяжёлый взгляд, направленный на «коренастого», и упрямый, массивный подбородок, на котором чуть гуляли желваки. Черноволосый, слегка небритый, он прислонился к стене.
Третий явно был капитаном — это было понятно по стальной цепи на шее и покоящемся на столе шлеме с перьями. Такие не носили рядовые, сержанты или лейтенанты.
Скрестив руки, пышноусый мужчина с приплюснутым носом сидел на краю стола, единственного, кроме моего стула, предмета мебели здесь. На его потрёпанном кожаном панцире красовался вытертый герб Артанума — две половинки разомкнутого круга, между которыми был расположен меч.
На поясе, кстати, меча не было — вместо него в петле покоилась металлическая дубинка с шипами.
Я уже видел такие… Орудие для тех, кто не хотел убивать — но любил причинять боль.
С другой стороны на поясе капитана висела кобура, из которой торчала рукоять дорогого пистоля. Как я понял, что дорогого? Да всё просто — гравированная рукоять с серебристыми вставками. Не простое оружие, а показуха для статуса…
— Ну что, ожил? — Капитан усмехнулся, вытащил из петли дубинку и постучал ей по ладони, — Или тебе ещё помочь?
Я сглотнул, но слюна была густой, как смола, и только усилила жажду.
А потом волной накатили воспоминания.
Контрабанда. Рив. Его лицо, искажённое яростью. Предательство. Удар в спину, которого я не ожидал… Дым, заполняющий лавку торговца.
В груди закипела горячая и густая ярость — и я стиснул зубы до скрежета.
Твари! Они меня обманули! Они использовали меня!
Твари-твари-твари!
На глаза навернулись слёзы обиды — но я сдержал их, и зарычал.
Сейчас не время злиться… Не время… Нужно думать — иначе мне конец.
— Чего зубами скрипишь, мразь! — «Коренастый» рыкнул, сжимая кулаки так, что костяшки пальцев побелели, — Отвечай! Как тебя зовут? Из какой симории? Кто твой «клык»⁈
Я молчал, ощупывая взглядом комнату. Пусть на улицах я прожил недолго — но успел узнать, что слабое место есть у всего. У здания, в которое нужно проникнуть, у человека, которого нужно обокрасть, у стражника, поймавшего тебя за шкирку, у торговца, сбывающего лежалый товар, у «теневого», у стены…
У всего.
И какое-же слабое место во всей этой ситуации? Где выход? Чем можно воспользоваться? Нож у «нормального», дубинка у капитана, «коренастый» здоровый, как бык… Руки связаны, и любое движение привлекает внимание.
Дерьмо…
— Кажется, эта крыса думает, что самое время геройствовать? — «Коренастый» скрипнул зубами, и наклонился надо мной. Его дыхание пахло тухлой рыбой, — Капитан, похоже, придётся его разговорить… Пару пальцев отрежем для начала, а? Или глаз выколем?
Капитан поднял руку, останавливая его, но в его глазах не было милосердия — только холодный расчёт. Или что-то от… хищника, играющего с добычей?
— Не торопись, Свен, — усмехнулся капитан, пристально вглядываясь в моё лицо, — А ты, парень… Слушай внимательно, повторять не стану. Мы тебя знаем — тебя, и твою симорию. Не поимённо, конечно — но это неважно. Вы с дружками уже попадались на разводах с этой сломанной рукой. Слухи по Вороньему гнезду разнеслись быстро, следишь за мыслью?
Сердце ударило чаще, кровь стучала в висках.
— Слежу.
— О, он умеет говорить! — усмехнулся «коренастый», но тут же заткнулся под взглядом капитана.
Тот продолжил:
— Если не дурак — понимаешь, что выбор у тебя невелик. Либо ты рассказываешь, что знаешь — кто дал наводку на торговца, где вы взяли тот дурман, кому вы должны были сдать добычу, кто крышует вашу симорию… — Он сделал паузу, давая словам улечься в моей голове, — Либо мы продадим тебя в рабство. А там, поверь, тебе быстро объяснят, как надо отвечать на вопросы. Хотя… Не уверен, что тебе вообще разрешат говорить. Отрежут язык и выбьют зубы — да и все дела.
Пауза.
— Знаешь, что там с тобой сделают после этого, малёк? — «Коренастый» вновь подал голос, склонившись так близко, что я снова почувствовал его вонючее дыхание, — С тобой и твоими хрупкими косточками? Ты, мразь, даже недели не продержишься! Даже трёх дней!