— И что? Меня не убьют, — отрезал он.
— Ты никто сейчас…
— Всё равно не убьют!
— Покалечат, сломают, заставят гнить под гнётом лешего под деревом…
— Далеко не все смогли его приручить, — Рс вырвал руку.
— Зря ты так думаешь…
Женщина отвернулась. Ветерок с бойниц трепал её волосы.
— Тебя не было в стае много лет, — тётя покачала головой, — многие подкармливают леших, иногда один леший зовёт своими друзьями несколько семей. И тебе повезло, что он сопроводил вас к нам. Иначе ты бы задыхался в яме, выкопанной своими же лапами; умолял о пощаде, пожирая червей!
— Нам надо идти, — отрезал Рс. — Тётушка Тас, не надо причитать надо мной, — она резко обернулась; её ноздри раздувались, руша прекрасную картину лица, — я уважаю Вас, — осёкся он, — но у нас длинный путь, и, даже если я выстою все традиции, я не завершу дело…
— Хватит, — махнула женщина. — Идём, покажем тебе кое-что.
***
Мужичок вёл Алёну наверх. У неё немного тряслись ноги, и даже ей самой было не до конца понятно: от страха ли или от усталости.
— Мы заготовили много всякого для чая: есть и малина, и смородина, и липовые цветки, и ноготки, и иван-чай, и берёза, и…
Он продолжал перечислять, захлёбываясь в собственной радости. Шёл мужичок потихоньку, в шаг Алёне, то и дело немного пританцовывая.
— А ещё у нас был где-то мёд. Он правда, уже засахарился, и один бог ведает, когда его собирали, но точно помню, что он где-то был, — они уже шли по второму этажу; все варенья были перечислены, как и чайные листки, цветки, сквашенное молоко и многое, многое другое… — Так чего хочет милая девушка?
Милая девушка хотела провалиться сквозь землю. «Не поддавайся», — сказал Рс, но что он имел в виду? Голова туго думала. Стоит ли бежать отсюда? Может, Рс ждёт её где-то за деревьями и уже негодует? Или можно расслабиться, но ненадолго? Или можно расслабиться надолго?
— Знаю, знаю, — с улыбкой проговорил мужичок. Алёна с удивлением отметила, насколько похожа была его улыбка на улыбку отца. — Сложно выбирать, когда столько вкусного! Присаживайтесь, — он показал руками на скамью возле широкого тяжёлого стола, — я сделаю всё за Вас! А пока попейте воды, — он выскочил из комнаты и скоро вернулся с чашкой. Такие чашки водились почти в каждом доме в деревне: простые глиняные скорлупки, больше похожие на глубокие тарелки.
Алёна залпом выпила воду и вздохнула. Ссохшийся от соли язык стал размякать… Красота-то какая!..
— Спасибо, — она благодарно кивнула, — может, я помогу Вам накрыть на стол?
— Что Вы! — засмеялся мужичок, — я уже всё подготовил.
Алёна открыла рот: и правда, на столе уже стоял самовар, чайник пыхтел паром, а в кружках остывал чай. От него успокаивающе пахло шиповником и мелиссой. И… мёдо-ом…
— О, — только и сказала Алёна, — простите, я даже не заметила.
— Ничего страшного, — мужичок подобрался к скамье и залез рядом, — бывает. Я Василий, кстати. Будем знакомы, — он снова улыбнулся.
«Чертовски похоже, — подумала Алёна и всё же назвала имя. Чувство уюта и спокойствия заполнило её почти полностью… — Не подавайся. Чему?»
Чашка выскользнула из её рук, ударилась о стол и треснула. Точно. Вдруг нельзя ничего принимать у этого дядюшки? Вдруг он собирается её отравить?
— Божечки ты мой, — встрепенулся мужичок, — не беспокойтесь, я сейчас же принесу другую посуду. Не стоило мне наливать горячий чай, Вы, небось, обожглись? Ничего, я долью Вам холодной воды…
— Извините… — тише некуда сказала Алёна.
А он вспрыгнул со скамьи и быстренько побежал в другую комнату. Там послышались звон и звяканье. Вернулся мужичок с тряпкой и новой чашкой.
— Вот так, — приговаривал он, вытирая стол, — это не вы разиня, просто так бывает… Ай-ах-ах…
Он снова запрыгнул на скамью и принялся хлебать чай. «Нет, он не отравлен, — снова пыталась думать Алёна, — всё общее: вода, заварка, мёд», — она попробовала чаю. Снова кто-то будто сбросил с души большой груз.
— Вкусно, — заметила она, — и…простите, это я виновата.
— Что Вы, что Вы, — засмеялся Василий, — для меня честь ухаживать за Вами, — он мельком взглянул на девушку, — чувствуйте себя как дома! — и снова прихлебнул из чашки.
«А если есть противоядие? — озарило девушку. — Тогда я… слишком поздно, Алёна, — одёрнула она саму себя, — тогда я уже мертва». Часть её была совершенно не против, ведь теперь можно совершенно спокойно уснуть, но другая билась в клетке усталости. Наверняка ещё осталось столько интересного на свете, чтобы так просто и быстро умирать!