Той ночью они просыпались еще дважды.
К завтраку эльф вышел вовремя, был весел и ни словом не обмолвился о кошмарах. Галахад с Эжени переглянулись, но расспрашивать не стали.
День прошел хорошо, а ночью эльф снова метался и звал кого-то.
— Надо с этим что-то делать, — сказала Эжени.
— Надо, — согласился Галахад.
За завтраком он спросил:
— Как спалось?
— Нормально, — пожал плечами эльф. — А вам?
«Может быть, он не помнит», — подумал Галахад, а вслух ответил:
— И мне.
«Или не хочет говорить».
Возможно, стоило оставить всё как есть. Если напускная веселость — это отчаянная попытка сохранить лицо, то разумнее было бы подыграть. Со временем всё уляжется.
Но после того как и на третью ночь ситуация повторилась, Галахад не выдержал. Тщетно попытавшись прочитать хоть что-то на безмятежном лице эльфа, он спросил, пристально глядя ему в глаза:
— Кто такая Лира?
========== Часть двадцать третья ==========
Лира была старшей сестрой Зуба, и только поэтому ее приняли в шайку. Собственно, и эльфа подобрали тоже поэтому. Когда разгромили крошечную деревню, спалив все дома, Зуб стоял на стреме. Его задачей было следить, чтобы не появились стражники, и добивать тех, кто выжил. Лира сидела рядом, глядела на искры, взметавшиеся высоко-высоко, и хлопала в ладоши от радости. Убив старика, который только что вытащил ребенка из пламени, Зуб увидел восхищенную ухмылку на тупом лице Лиры. Вместо того чтобы проткнуть маленького эльфа своим кинжалом, он наклонился и высвободил его из кровавых объятий поверженного старика. Отряхнул кое-как от сажи и протянул сестре:
— На, играйся.
Остальные орки, увидев новую игрушку дурочки, чуть животы не надорвали от смеха.
— Она же его задушит, — сказал Красавчик. — Гляди, как тискает. Задушит и не заметит, пока падалью не завоняет.
— Даже и тогда не заметит, — хохотнул Пузо.
— Да ладно, завоняет — выбросим, пока она спит, — отмахнулся Зуб. — Смотрите, как радуется…
Но Лира эльфа не задушила, хоть и обладала огромной силой. Она повсюду таскала его за собой, одевала, умывала, кормила (пусть иногда и понарошку: всякими камешками, жуками и листочками) и заботилась, как любая девочка заботится о своей кукле.
— Смотрите, какой хороший у меня сынок, — говорила она.
Орки только плевались:
— Страшненький, тощий, тьфу!
— Ну и что, — обижалась Лира, — я его все равно люблю. Он весь желтенький и пушистый, совсем как одуванчик. Или цыпленок.
— Точно! — хохотали орки. — Цыпленок и есть.
Но Лире это прозвище обидным не казалось.
В конце концов к эльфу привыкли. Он подрос и всё так же следовал по пятам за Лирой, а она учила его разговаривать с птицами и мелкими лесными зверьками, рисовать заостренной палкой на земле, рассматривать облака и выкладывать узоры из камней и ракушек. По вечерам дурочка доставала лиру и играла на ней, задумчиво глядя на звезды. Эльфу эта музыка казалась самой прекрасной на свете. Мнение орков об игре Лиры было не столь высоким, но никто из них ни разу не пошутил об этом. Может, дело было в грозном взгляде Зуба, а может, в самой Лире. Играя, она даже не выглядела дурочкой.
— Ну что, Цыпленок, красиво? — спрашивала Лира, доиграв.
— Красиво, — шептал эльф.
— Лучше бы ремеслу его обучила, — возмущался Красавчик. — Сама дармоедка и этот такой же.
— Да какой от него толк, — примирительно говорил Зуб. — Дохляк же, даже воробья за лапку не поднимет.
— Это смотря как учить, — не соглашался Красавчик. — Был бы у меня такой ручной звереныш, я бы уже давно озолотился. Что силы нет, это даже хорошо, послушнее будет.
— Ну так и завел бы себе, — пожимал плечами Зуб. — А этот — сестренкин, на него рот не разевай.
— Ну, это мы еще посмотрим. Надоест же он ей когда-нибудь.
А потом Лира попалась. Она воровала без злого умысла, просто монетки были такие красивые… Но закон есть закон. Красавчик, разъяренный не столько ее проступком, сколько своей подозрительной сыпью, которая появилась после посещения одного заведения и очень уж смахивала на болотную хворь, уперся и никак не желал слушать Зуба. Остальные, раззадоренные назревавшим конфликтом, тоже стали с азартом требовать крови. В конце концов, зачем Лире две руки, если можно поразвлечься.
Зуб, не сумев отстоять сестру, напился до беспамятства. Когда он очнулся, Лиры уже не было. Она истекла кровью, хотя орки и пытались ее перевязать. Некоторые из них даже расстроились, потому что смерти Лиры никто не хотел. Но, в конце концов, она ведь сама была виновата.
Тело дурочки скормили собакам, и больше никто не звал эльфа Цыпленком.
— Кто такая Лира?
Этот вопрос застал эльфа врасплох. Чашка выпала из рук, покатилась по столу и свалилась на пол. Пролитое молоко закапало с края стола, к нему с топотом заспешили кошки. Тщательно вытесняемые из памяти образы замелькали перед глазами, и эльф умоляюще прошептал, обращаясь то ли к Галахаду, то ли к собственному сознанию:
-Не надо…
Он выглядел настолько уязвимым, что Галахад попятился. Что за чертовщина, опять он невольно пробил броню.
Особо не раздумывая над своими действиями, лекарь покинул кухню, пересек прихожую и коридор, вошел в кабинет и закрыл дверь.
Чурбан бесчувственный. Неужели нельзя было просто не лезть? Как бестактно, грубо, глупо… И он еще будет удивляться этой постоянной настороженности. Да откуда тут взяться доверию?
Галахада охватило ощущение беспомощности, и он ударил кулаком по стене. Это неожиданно притупило боль, и Галахад ударил еще и еще.
— Ну зачем вы, — расстроенно воскликнул эльф.
Откуда он тут взялся? Галахад застыл, в недоумении глядя, как его окровавленный кулак исчезает в ладонях эльфа.
— Уйди.
Лекарь попытался аккуратно высвободить руку, но тут же замер, чувствуя, как по разбитым костяшкам разливается тепло. И было еще что-то, какой-то зуд, будто сотни маленьких жучков бегают под кожей.
— Что за… Давно ты так умеешь?
Их взгляды встретились на секунду, а потом снова опустились туда, где от двух ладоней, сомкнутых вокруг третьей, исходило мягкое, почти незаметное свечение.
Эльф поспешно отдернул руки, замотав головой:
— Это не я, оно само!
Галахад вытер кровь с совершенно целой руки и медленно покачал головой:
— А вот это уже плохо…
Эльф и сам это понял. Если он будет светиться когда попало, то в конце концов засветится. И почему-то этот неловкий каламбур совсем не казался смешным.
— Думаете, оно растет? — спросил он.
— Не знаю. Ты что-нибудь почувствовал?
Эльф задумался.
— Вашу боль, — наконец сказал он. — Мне захотелось, чтобы ее не было. И вот… Рука больше не болит?
— Нет. Спасибо.
Эльф опустился на диван, и только теперь Галахад заметил, как он бледен.
— Тебе нехорошо?
— Голова закружилась. Сейчас пройдет. — Эльф попытался улыбнуться. — Я же за вами пошел, чтобы рассказать… Ну, про Лиру.
— Не надо, — быстро сказал Галахад. — Я не должен был спрашивать.
— Вам совсем не интересно?
— Да не в этом дело… Интересно мне или нет — не имеет значения. Я не хотел на тебя давить.
— Я всё же расскажу, можно? — И эльф поспешно добавил, чтобы лекарь не успел возразить: — Я хочу, чтобы вы знали. Может, тогда она перестанет мне сниться.
Комментарий к Часть двадцать третья
Комментарии приветствуются:)
А то я тут в режиме “тихо сам с собою” потихоньку себя накручиваю и теряюсь…
========== Часть двадцать четвертая ==========
Эльф наконец умолк. Рассказывал он тихо, сбивчиво, но общую суть Галахаду уловить удалось. Теперь, когда повисла тишина, надо было что-то сказать, но что тут скажешь?
— Она была хорошая, — сказал эльф, разглядывая полосатый тряпичный коврик с загнутым углом.
Галахад кивнул. Куда подевалась Эжени? Она бы нашла нужные слова.