Только и тут они ошиблись. Просто бумаги еще не читали. Неисполнение планов по подготовке Империи к грядущим сражениям будет караться вплоть до совсем не почетной отставки с поста главы министерства. Потому что лучше вовремя сместить одного чиновника сейчас, чем потерять дивизию солдат на войне. А цена наших сегодняшних ошибок именно что такова. Жизни русских воинов — не больше, но и не меньше. Я это князю Александру с примерами доказывал. И добился-таки того, чтоб он со мной согласился.
Сплошное разочарование. Совсем-совсем иного я ожидал от так долго и тщательно подготавливаемого мероприятия. Активности какой-то, эмоций. Инициатив. А получил напряженное ожидание и равнодушие. Да чего уж там! Дележ какой-то медицинской шарашки затмил тему подготовки к войне по всем статьям. Боюсь после, в будущем, какой-нибудь дотошный историк так и назовет это наше заседание: «апогей конфликта великого князя Константина с военным министром Милютиным из-за военно-хирургической академии».
Благо до конца мая еще оставалось довольно времени, чтоб хоть как-то растолкать, расшевелить расслабившихся министров. Ну и взглянуть за одно — насколько ответственно навязанные в мое правительство вельможи относятся к своим непосредственным обязанностям. И было у меня ощущение, что первое наше заседание после летних отпусков, в сентябре, мы проведем в значительно обновленном составе.
То, что Милютин останется на своем посту стало ясно уже через день. Заседали мы в субботу, а просьбу о встрече от Дмитрия Алексеевича секретарь передал утром в понедельник. Отправил ему записку с предложением присоединиться ко мне за обедом. И вскоре получил согласие. Так-то я был отлично осведомлен, что военный министр особенным терпением не отличается, но ныне такие скорости движения информации, такие адские промежутки от принятия решения до реализации, что «сегодня в обед» — это практически «немедленно».
Утром же у меня было важнейшее дело, которое мы с Наденькой планировали с того самого дня, как у нас на ужине побывал немецкий посланник. Естественно, вопрос затрагивал как политические интересы Державы, так и должен был принести существенный прирост к выручке с экспортных операций. Ну и пара лишних копеек в наш с Надюшей семейный бюджет. По всем приметам, в сентябре у нас должна была родиться долгожданная дочурка, так что был смысл задумываться об ее приданном уже сейчас.
Предупредил секретаря и Анатолия Николаевича Куломзина — он уже неделю как исправлял должность моего заместителя, то есть товарища — об отлучке, и оделся, как для выезда в город. Вышел из знакомых до последней трещинки дверей Советского подъезда, прогулялся, глубоко вдыхая свежесть по-весеннему холодной еще воды, до набережной Зимней канавки. Полюбовался видами практически уже летнего Санкт-Петербурга.
Медленно, со скоростью прочих совершающих утренний моцион обывателей, прошествовал по Дворцовой набережной в сторону Адмиралтейства. Подумал еще, что надо бы выделить время и посетить-таки вотчину морского министра. О, великий князь Константин не забыл мое обещание о выделении средств на строительство новых броненосцев. А чтоб я не посмел затягивать с перечислением, хвастался, будто бы в секретных залах Адмиралтейства хранятся уже полностью готовые к передаче на верфи чертежи будущих кораблей. Еще он говорил, что, мол, такого еще свет не видывал, что даже Грандфлит не имеет такого воплощенного в стали совершенства, и что я непременно должен взглянуть на эти рисунки.
Да мне и самому было любопытно. Уже, кажется, рассказывал, как чертил какие-то каракули по просьбе нашего бессменного генерал-адмирала. Изображал так сказать собственное видение океанского броненосца. Художник из меня, конечно аховый. Но что-то похожее на броненосец «Князь Потемкин Таврический» я еще в школе в тетрадке в клеточку рисовал. А с тех пор мне на глаза и немецкий супер-линкор «Князь Бисмарк» попадался, да и собственно «родоначальник жанра», английский «Дредноут». Так что фантазия у меня разыгралась не на шутку. Ежели они все мои представления реализовывать в металле примутся, так в России-Матушке может и стали на все не хватить…
Пора было заходить обратно во дворец. Теоретически, как чиновнику второго класса, путь мой должен был лежать к центральному подъезду — Иорданскому — со стороны набережной. Это тому, к которому зимой пристраивают деревянный помост до самого невского льда, где на Крещение вырубают купель и строят вокруг временную, деревянную же, ротонду. Еще, через эти врата в Зимний должны были входить особенные и чрезвычайные посольские делегации в дни официальных приемов. То есть, Иорданский подъезд считался одним из четырех парадных, охранялся гвардейцами с обязательным присутствием офицера, и потому решительно мне не подходил.