Г р о м а д и н. Вот как?
Е в г е н и я И в а н о в н а. И когда я стала объяснять ему, что ошибка его происходит от незнания предмета, он крикнул мне: «А что мне ваш предмет! Я из жизни говорю». Швырнул свою книжку мне на стол, хлопнул дверью и убежал. Ну, скажите, что делать?
Г р о м а д и н. Что делать? Работать, Евгения Ивановна. Уж такая у нас с вами беспокойная профессия. (Покачал головой.) «Каждому дело только до себя». Хорош!
Стук в дверь.
Да!
Входит Б о р и с.
А! Граматчиков! Как с народом?
Б о р и с. Двадцать человек ждут, Иван Александрович.
Г р о м а д и н. Очень хорошо! Молодец! (Евгении Ивановне.) Простите, Евгения Ивановна, угольные дела… (Достает накладную, передает Борису.) Вот накладная на уголь. Как проехать, знаешь?
Б о р и с. Нет.
Г р о м а д и н. Не доезжая до Киевского вокзала, налево, к пакгаузам. Пятый путь… Счастливо!
Б о р и с. Как? Разве и я должен ехать?
Г р о м а д и н. А как же?
Б о р и с. За углем?
Г р о м а д и н. Раз тебе поручено, надо дело доводить до конца. Как ты думаешь?
Б о р и с. Я думал, что мое дело только организовать, расставить силы.
Г р о м а д и н. Ах, вот как?
Б о р и с. У меня рассчитана каждая минута.
Г р о м а д и н. Как знаете, Граматчиков, только выйдет нехорошо. Вы агитировали товарищей ехать, а сами в кусты. Дело добровольное, но этику забывать тоже не стоит.
Б о р и с. Я понимаю, Иван Александрович, но в то же время… (Евгении Ивановне.) Евгения Ивановна… Может быть, вы объясните Ивану Александровичу?
Г р о м а д и н. А при чем здесь Евгения Ивановна?
Б о р и с. Мне неудобно.
Г р о м а д и н. Неудобно? Странно.
Е в г е н и я И в а н о в н а. Я вам потом как-нибудь все расскажу.
Г р о м а д и н. А дело стоит!
Т а н я. Иван Александрович! Разрешите мне поехать!
Г р о м а д и н. Тебе?
Т а н я. Так я завхоз! Вы забыли?
Г р о м а д и н. А ведь верно! Действуй, Танечка! Хорошо! Спасибо! Действуй! (Передает ей накладную.)
Таня быстро уходит.
Т а н я (за сценой). Станови-и-ись! Смирно! Угольный взвод, ша-а-гом арш!
Смех, топот ног.
Б о р и с. Я могу идти?
Г р о м а д и н. Идите. Или нет… подождите меня пока в коридоре.
Б о р и с. Есть! (Уходит.)
Г р о м а д и н. Он что, болен чем-нибудь?
Е в г е н и я И в а н о в н а. Нет… Просто он считается у нас первым кандидатом на золотую медаль.
Г р о м а д и н. Ничего себе болезнь. Это вы что, на педсовете такое решение вынесли?
Е в г е н и я И в а н о в н а. Нет… Но Геннадий Геннадиевич, бывший директор, считал, что выдающиеся способности Граматчикова принесут славу нашей школе. Он создал Борису еще с восьмого класса особые условия, освободил его от всех общественных обязанностей для того, чтобы ничто не мешало ему получить медаль.
Г р о м а д и н. А от комсомольского билета его еще не освободили?
Е в г е н и я И в а н о в н а. Ну что вы, что вы! Ах! Вы не знаете Граматчикова! Это такой ум!.. Тем более — школа тоже заинтересована в медали.
Г р о м а д и н. Школа заинтересована в человеке, который будет носить эту медаль! (Открывает дверь.) Граматчиков!
Входит Б о р и с.
Я все выяснил. Вы правы. Причины у вас уважительные. Простите, что обратился к вам. Просто не знал.
Б о р и с. Это вы… вправду?
Г р о м а д и н. Я сказал ясно, кажется, — прошу меня извинить. Ступайте!
Борис не двигается.
Что вы стоите? Вам что-нибудь еще нужно?
Б о р и с. Нет, но я вижу, что вы не одобряете. Я не знал, что это было так необходимо. Может быть, все-таки поехать?
Г р о м а д и н. Нет, не надо. Я ошибся. До выпуска больше не беспокою вас. Можете идти. (Евгении Ивановне.) Вернемся к нашему разговору, Евгения Ивановна.
Помявшись, Борис тихо выходит, опустив голову. Пауза.
Да… Ну, ничего… Сами виноваты… Теперь о Зарубееве. Факт, конечно, безобразный. Я этого не знал. Но, с другой стороны, положение у них трудное. Один, без родителей. Правда, кроме пенсии за отца, им еще районо кое-что подкидывает, но главное-то ведь не в этом. Жить они еще не умеют по-взрослому — дети еще! А что, если все-таки дать ему еще раз переэкзаменовку? А? Евгения Ивановна? Несмотря ни на что. С вами он поступил отвратительно — мы взыщем с него, будьте покойны.