С а п о ж н и к о в. Значит, на пенсию скоро думаешь?
Б о ч к о в (еще более испуганно). Боже упаси! Если родина позовет — куда угодно, лишь бы на передовой участок! Братск! Иркутск! Ангара! Бухтарма! Хоть сейчас!
С а п о ж н и к о в. Ишь ты… Передовой… Передовые всюду имеются. Взять хотя бы нашу область, слыхал? Газ у нас вроде определяют. Большая разведка идет. С геологом одним нынче схватился. Направление ищем. Люди нужны живые, инициативные…
Б о ч к о в. Согласен! (Пылко.) Газ — это наше будущее!
Звенит колокольчик на донке.
Звонит! Слышишь, звонит! Я говорил — место точное! Давай бери!
С а п о ж н и к о в. Что делать?
Б о ч к о в. Бери, бери… Теперь веди… Так… Так… Тяни, тяни… Веди… Веди… Подсекай! Хватай! Наша взяла! (Хватает сачок, перегибается через борт лодки, теряет равновесие, кричит.) А-а-а!
Темнота.
Свет. Снова комната в квартире Бочковых.
Богато накрытый стол. Л ю б о в ь М и х а й л о в н а наносит последние художественные штрихи.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (оглядывая стол). Ну, еще сладкий пирог — и все.
Шум хлопнувшей двери.
Они!
Появляется Д у н я ш а.
Дуняша? Где вы пропадали? Пирог пора вынимать.
Д у н я ш а. В музей бегала — почту выбирать. Эвон писем сколько накопилось.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Вы же знаете, как Иван Филиппыч занят сейчас. (Забирает письма.)
Д у н я ш а. Занятие, что и говорить, Христос с ним, большое. (Уходит.)
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (одна). На каждом шагу Христос, а говорят, что она ведьма. (Рассматривает письма.) Странно. Обратный адрес один и тот же: «Георазведка, отряд № 2, Морозова…» Какое отношение имеет Георазведка к музею? Кто же это пишет?
Д у н я ш а вносит пирог.
Сюда-то зачем?
Д у н я ш а. Да, господи… Вы бы взглянули! (Кивает на кухню.)
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Положите пока хоть сюда. (Показывает на стол.)
Д у н я ш а (кладет пирог, заботливо его укутывает). Дыши, Христос с тобой. (Крестит пирог, потом Любовь Михайловну.)
Любовь Михайловна отшатывается. Дуняша исчезает. Шум шагов. Хлопнула дверь.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Они! Костя! Вернулись! (Бросается навстречу.) С рыбалки вернулись! Оденься!
Словно ветром распахивает дверь, и в комнату вносит — именно вносит, как бы без активного участия самого входящего, — Б о ч к о в а. Его парусиновый костюм мокр, помят, грязен. Панамка на его голове, сбитая на затылок, тоже покоробилась, потеряла всякую форму. Под мышкой рыболовная снасть, бредень.
(Бросается к мужу.) Ваня! Наконец-то! Что с твоей шляпой?
Бочков стаскивает с головы панаму, в недоумении разглядывая ее, бросает в сторону, потом вытирает пот со лба, ставит в угол удочки, опускает бредень.
А где Сапожников?
Б о ч к о в. Са… Са… Са…
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Ванечка…
Он машет руками, она отступает. В дверях появляются К о с т я, Д у н я ш а.
Б о ч к о в. А… А… Апчхи! (Оглушительно чихает, еще раз, еще и еще, не в силах остановиться.)
Д у н я ш а. С нами крестная сила.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а. Ты простудился? Где Сапожников?
К о с т я. А где рыба, отец?
Б о ч к о в. А… А… А…
К о с т я. Не будем мешать.
Взяв под руку Дуняшу, выходит. Та на ходу все оглядывается.
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (растерянно смотрит на Бочкова). Что-нибудь случилось, Ваня?
Б о ч к о в. Ступай, ступай… (Выпроваживает ее из комнаты.)
Л ю б о в ь М и х а й л о в н а (выходя, про себя). Ничего не поняла…
Б о ч к о в (закрывает дверь, один; хватает со стола бутылку, жадно пьет). Так было хорошо… Так все было хорошо…
З а т е м н е н и е.
Слышен истошный крик: «А-а! Тону! Тону! Спасите!» Другой голос: «Загребай к берегу, к берегу… Да не барахтайся так… А-а!»