М а р ф а Е г о р о в н а. Сделаем! Покончим! Фаина нам не проблема. С мясом, молоком выскочить — вот где вся цель. (Кричит.) Аграфена-а! Ну не бес ли девка? Послала ее правленцев наших собрать, а она как в омут… Связная моя. Без нее бы пропала. Женщина я, видишь, грузная, пока я шаг — она двести. Товарищ Сапожников обещал нынче быть — встретить надо.
Ю р а. Сапожников будет здесь?
М а р ф а Е г о р о в н а. С газом суматоха идет. Одни одно направление указывают, другие — другое. Будто здесь он, у нас под ногами, да что-то не верится. Луга у нас есть, болота есть… На лугах уже был?
Ю р а. Да, да… Замечательные! Трава — вот! (Показывает — по пояс.) А цветы там какие! Лютик, канареечник, кипрей — дух от них, прямо голова кружится!
М а р ф а Е г о р о в н а. А ведь было болото. Осушили!
Ю р а. Что же это вы? Одно осушили, а другое оставили?
М а р ф а Е г о р о в н а. Как это?
Ю р а. Надо разоблачить Фаину до конца. Особенно тех, кто к ней ходит!
М а р ф а Е г о р о в н а. Опять про нее! Базу надо подвести. Экономики не знаешь! С молоком, мясом выскочим — возьмемся за мораль!
Слышен крик. Бежит Г р у н я, чуть не налетая с разбегу на Марфу Егоровну.
Г р у н я. Посмотрите — нет его? За мной не гонится?
М а р ф а Е г о р о в н а. А кто за тобой угнаться может?
Г р у н я. Ой… Все скажу… Иду сейчас огородами, вдруг дядька незнакомый навстречу. «Стойте», — говорит, да как вопьется в меня глазищами — все на шею глядит. Я испугалась, ладонями шею закрыла, а он: «Один вопрос, говорит, гражданочка, что у вас на шее — бусы или крест? Мне, говорит, для музея нужно!» Да руки к горлу! Задушить меня хотел!
Ю р а (взволнованно). Это он! (Марфе Егоровне.) Вот видите! Тот самый, который удрал! Которого Фаина укрывала… Самозванец!
Г р у н я. Бандит! Жалко, испугалась, а то б я ему… У-ух! (Гневно потрясает кулаками.)
Ю р а (Марфе Егоровне). В редакции мне сказали: «Опирайся на общественность!» (Указывая на Груню.) Можно?
М а р ф а Е г о р о в н а. Давай. (Груне.) Только правленцев мне сперва облетай. Сапожников, скажи, едет, встретить его надо!
Г р у н я. Моментом! (Юре.) Пошли!
Ю р а (Груне). Одну минуточку! (Марфе Егоровне.) Скажите, вы верите в лирику?
М а р ф а Е г о р о в н а. А-а! Физики и лирики — знаю! Так это когда было… Отстал, милок!
Ю р а. Нет, погодите. Ведь лирика — это самое прекрасное, что есть в жизни! Вот как цветы на ваших лугах! Но прежде, чем их вырастить, вам пришлось корчевать пни, уничтожать разные болотные сорняки, не так ли?
Г р у н я. Пять тракторов работало — вот давали жизни!
Ю р а. Значит, лирика — это утверждение прекрасного в борьбе со всем, что мешает нам? Без лирики жить нельзя! (Груне.) Пошли!
Убегают.
М а р ф а Е г о р о в н а (одна). Физики, лирики, а кто кормить всех будет?
Слышится щелканье кнута. Вбегает Б у р а в ч и к. Волосы растрепаны, глаза горят. На руке у него навитый кольцами длинный пастуший кнут.
Б у р а в ч и к. Варвару мою не видели?
М а р ф а Е г о р о в н а. А что случилось?
Б у р а в ч и к. Да прохиндей какой-то появился. Свибловских баб обхаживает!
М а р ф а Е г о р о в н а (засмеявшись). А тебе-то что? Ты же не баба!
Б у р а в ч и к. За Варвару боюсь!
М а р ф а Е г о р о в н а. Пастух за скотиной должен бегать, а не за женой!
Б у р а в ч и к (страстно). Да мне моя жена любой скотины дороже!
М а р ф а Е г о р о в н а. Ленива больно твоя Варвара. Спит на ходу!
Б у р а в ч и к. Не знаете вы ее! Фаина всему причиной! Она мне Варвару испортила! Она! Водой ее опаивает, на гадючьем болоте берет, сам видел, коровы и те ту воду не пьют, ржавая вся, в пузырьках, а Фаина — людям ее, людям!
Доносится отчаянный женский визг. Буравчик замер. Крики повторяются.
Это он! Прохиндей! (Яростно щелкнув кнутом, бежит на крик.)
М а р ф а Е г о р о в н а. Стой! Стой!
Буравчик скрылся.
Уродится же такое сокровище. В милицию бы позвонить на всякий случай… Куда же я их новый номер подевала, дай бог памяти… (Прикладывает руку к голове, трогает нижний карман, потом правый верхний, затем левый верхний.)