Воробьевы горы [Пьесы]

В дверь стучат.

Л е в а. Ну, кто там?

Входит  м и л и ц и о н е р. Он ведет за собой красного, заплаканного  К о л ь к у.

Колька? Откуда?

М и л и ц и о н е р (указывая на Кольку). Данную личность удостоверяете?

Л е в а. Это… это мой младший брат Зарубеев Николай, ученик пятого класса шестидесятой мужской средней школы. Ведь ему только двенадцать лет. Что он сделал?

М и л и ц и о н е р. Что сделал? В Кремль твой братишка рвался. Дело, говорит, у него есть.

Л е в а. В Кремль?

М и л и ц и о н е р. Задержали у входа и сюда, по месту жительства… чтоб порядок знал! (Вполголоса.) Завтра к начальнику зайдешь. (Козырнул, скрылся.)

Пауза.

Л е в а. Ты что, спятил?

К о л ь к а (кричит). А ты думал: школу бросить — это тебе пройдет? Да еще из-за меня? Лучше бы я бросил!

Л е в а. Да кто тебе сказал, что я бросил?

К о л ь к а (кричит). Кто-кто?! Меня не слушаешь, никого не слушаешь, там бы небось послушал! Я бы все там сказал!

Л е в а. Ты — там?..

Долгая-долгая пауза.

З а н а в е с

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Комната Бориса. Кровать, письменный стол, освещенный настольной лампой. На нем — груды книг, тетрадей. Возле стола — диван, на котором лежит  Б о р и с.

Б о р и с (читает).

Твоею дружбой не согрета,
Вдали шла долго жизнь моя,
И слов последнего привета
Из уст твоих не слышал я.

Размолвкой нашей недовольный,
Ты, может, глубоко скорбел;
Обиды горькой, но невольной
Тебе простить я не успел.

Никто из нас не мог быть злобен,
Никто, тая строптивый нрав,
Был повиниться не способен,
Но каждый думал, что он прав.

И ехал я на примиренье,
Я жаждал искренне сказать
Тебе сердечное прощенье
И от тебя его принять…

Но было поздно…

(Закрывает глаза, опускает руку с книгой на пол, книга остается на полу.)

Тишина. В комнату входит  А н н а  В а с и л ь е в н а. Увидев спящего сына, она тихо снимает пальто, подходит к Борису, смотрит на него.

А н н а  В а с и л ь е в н а (шепотом). Бедный… устал. (Нагибается, поднимает с полу книгу.) «Былое и думы». (Бережно кладет на стол. Смотрит на книги, разложенные на столе, заглядывает в одну из них, раскрытую, читает.) «…Для обозначения яркости звезд установлена особая единица, получившая название «звездной величины»… (Оглядывается на Бориса.) Звездочка ты моя яркая!

Б о р и с. Субъективная оценка, мама.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Разбудила? Прости!

Б о р и с. Я не сплю, мама. Я занимаюсь.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Ой!.. Тогда, может, я зря твою книгу переложила? По литературе готовишься?

Б о р и с. Нет… это я взял, чтобы отвлечься. Ты знаешь, мама, в науке все удивительно переплетается между собою.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Светлая моя головушка.

Б о р и с. Ну-ну… Почему ты так долго?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Пришлось за город ехать. Да еще, как нарочно, нынче четыре общих массажа попалось. Просто руки отваливаются. А уж больной один… (Махнула рукой.)

Б о р и с. Бедная мамочка.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Какая же я бедная? Наоборот, чем трудней день, тем веселей домой возвращаться. (Обнимает, целует его.)

Б о р и с. От тебя сегодня очень парафином пахнет, мама.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Это все парафиновые ванны. Сегодня трем больным делала. У одного перелом пятой плюсны. Симпатичный такой.

Б о р и с. Перелом симпатичный?

А н н а  В а с и л ь е в н а. Да нет, больной! Ты не слушай мою болтовню, Боря. Просто я рада, что наконец тебя вижу. Все время занимался?

Б о р и с. Да. Сейчас вот для отдыха астрономию взял. (Снова берет учебник.) Ты меня извини.

А н н а  В а с и л ь е в н а. Занимайся, занимайся. Больше ни слова не скажу. Сейчас тебе на ужин что-нибудь сготовлю вкусненькое. (Начинает хлопотать у кухонного столика.)

Пауза.

Б о р и с (откладывая учебник). Что-то голова трещит.