П а л а г а. Руку-то зачем?
Н е р о в н я. Для того, чтобы взять ее крепко… (Петру.) Бери!.. И вести ее вдаль, к светлому будущему!
К о ш е л ь (вскакивает). Куда вести? Из моего колхоза? Не выйдет.
Н е р о в н я. То есть как это не выйдет? Петро, да что ты молчишь, в конце концов?
Петро молча подымается, обнимает Катю, целует. Неожиданно дверь с треском распахивается. Старый П а н т е л е й Е р м а к о в появляется в комнате, хватает Петра за шиворот, отбрасывает прочь.
П а н т е л е й. С Гарбузами родниться? С иногородними? Им казачку отдать?
Н е р о в н я. Дед! Да ты ж помирать собрался!
К о ш е л ь. Прекрати эту выходку немедля!
Палага неожиданно плачет. Петро засучивает рукава.
П а н т е л е й. Федоска Гарбуз, нехай он на том свете поворачивается, на моем лугу три арбы сена накосил в одна тысяча девятьсот втором году. «У вас, говорит, казаков, и так богато…» Так какой черт вас гнал на нашу шею, гольтепа иногородняя! С тех пор бились мы с ним каждый год, да за мной была сила, а как повернулась жизнь, он же надо мной насмеялся: «Не ремизься, говорит, казак… Проспал Дон, теперь не прочухаешься». Как это мне переносить, честной фамилии казаку? Катюшка! Внучка! Гордость имей! (Берет ее за плечи.) Гляньте, какую вырастил казачку! Наше, Ермаковых, семя… И такую хохлу отдать, наброду, насельнику… (Кричит.) Вон из хаты, сваты незваные! Вон! (Наступает на Петра.)
П е т р о (замахивается). Отойди, старости твоей не пожалею.
П а н т е л е й. На меня? На хозяина? (Лезет под кровать, раскидывая вещи.)
П а л а г а. Вот и я через таких мучилась…
К а т я. Не обращай внимания, Петя…
П а н т е л е й (достал из-под кровати шашку, хочет вытащить из ножен, замахнуться, — шашка не выходит). Вон из моей хаты! Зарублю!
Н е р о в н я. Погоди, погоди, дай я тебе подсоблю… Илья, держись за ножны, и вы, Пелагея Герасимовна, а мы с Катей за эфес… Не брыкайся, дед… Тебе в помощь… Ну, разом!
Дергают, стремясь вынуть шашку, поворачивают — вдруг эфес отламывается. Дед яростно плюет, бросает обломки и скрывается в своей комнате. Палага быстро запирает дверь на крючок.
К а т я (подбегает к двери, кричит). Воробьев пугай на огороде, а обо мне не заботься!
К о ш е л ь (рассматривает обломки). Старина ржавая!
Пауза.
Н е р о в н я. Да… Так продолжим наш полюбовный разговор, несмотря на вылазки отсталого элемента. (Ставит на стол бутылку.)
К о ш е л ь. Катя! (Подзывает Катю к себе.)
Н е р о в н я. Выпьем, товарищи-братья, за нашу молодую пару! Ура! Илья, ты чего не пьешь?
К о ш е л ь. Сейчас… Катя… (Отводит ее в сторону, что-то шепчет.)
Н е р о в н я (Петру). О чем они шепчутся? Чего ты невесту от себя отпускаешь? Я Кошеля знаю, он хитер до черта, он обязательно какую-нибудь кляузу подстроит. Здесь держи ухо востро.
К а т я (Кошелю, вполголоса). Петя? За мной хоть куда.
Н е р о в н я (громко). Граждане, не полагается секретничать. Некультурно!
К о ш е л ь (подходит к столу, улыбается). Хоть и не пью по причине слабого здоровья, но ради такого случая разрешу. Выпьем, товарищи, за нашу молодую пару. Хай родят нам крепких бойцов.
П а л а г а. А я вам что? Пустое место? Да я, может быть, и не отдам своей дочки в Слободу! (Кате.) Да что ж ты, такая-сякая, у матери не спросилась? Да я тебе… (Хватает с гвоздя вожжи.)
К а т я. Мама!
П а л а г а (обнимает ее, плачет). Доченька моя, маленькая, Катюшенька… Это меня так, вожжами, благословляли. Чего ж ты молчала до сих пор? Радостно ведь для матери, если идешь за хорошего человека. Тебе по сердцу, а мне и тем более, а плачу это я так. Это слезы бабьи, Катя. Они как вода. Налейте рюмочки, гостики… я по-старинному… (Пригорюнилась. Причитает.) Отдаю я доченьку, отдаю любимую…
К а т я. Да никуда ты меня не отдаешь. Замолчи, мама!
Н е р о в н я. Как — никуда? К нам…
К а т я. Слово глупое — отдаю.
П е т р о. Из песни слова не выкинешь. Ты замуж выходишь. Я женюсь. Вот и выходит, что я беру тебя. Понимаешь?