К а т я. Это я гляжу, чи скоро вы поджаритесь, Илья Парфеныч… (Фыркает. Убегает.)
К о ш е л ь (мотает головой). Ну-ну!.. Эх, долой бы годиков двадцать… (Уходя, кричит.) Повлияй на дочь, Пелагея Герасимовна, повлияй! Нагрузка тебе от правления…
Дед Пантелей издает протяжный стон. Кошель, озираясь на деда, на цыпочках удаляется. Дед лежит некоторое время неподвижно, потом оглядывается, вскакивает, бодрой рысью бежит к шкафу, наливает рюмку водки, опрокидывает ее и так же быстро возвращается обратно. Вытягивается и замирает.
П а н т е л е й (потягивается). Надоело комедь ломать. Только сутки лежу, а уж не гнутся кости. Как же в сырой земле гнить без конца? А кому я здесь нужен? Продержу обманом эдак около себя Катюшку ну с неделю, а дальше что? Плюнет и уйдет, тогда и взаправду подохну. Кто я такой?.. Говяк коровий под ногами… Дуб усохлый… Только одна веточка зеленая на том дубу — Катя, внучка моя единственная, и ту отрубить нужно, хохлу отдать на утеху…
Входит К а т я, опять смотрит в окно.
К а т я. Неужели пурги испугался? А может, никогда не придет? И от деда нельзя оторваться… (Подходит к деду, смотрит на него, гладит по руке.)
П а н т е л е й. Что смотришь? Недолго тебе ждать, внучка.
Катя вдруг утыкается головой в одеяло, плачет.
Чего ты, Катя?.. Кровиночка моя…
К а т я. Да так, тебе этого не понять.
П а н т е л е й. Думаешь, дед молодым не был? Какой еще был орел. Проходу мне не давали девчата. Иду, а они за мной, как подсолнух за солнцем. Сам себя носил бодро, гордость имел, а ты вот забыла, кто ты есть.
К а т я. Я знаю.
П а н т е л е й. Ты казачка.
К а т я. А это что за гордость?
П а н т е л е й. Поставь нашего донского коня рядом с мужицкой клячей. В тебе геройская кровь течет. Твои деды и прадеды с коня не сходили и шашки из рук не выпускали. Разве можно с иногородними равнять казака? Иногородний в земле копается, как червь, а казак на коне сидит, и вся степь ему открыта… Для того конь — скотина, а казаку — родней брата. Сгибло казачество… Пропала честь… Илюшка-председатель разве казак? Тесто перекислое он, вот что…
К а т я. Ты, дед, всю жизнь в табунах просидел, так у тебя глаза вроде притупели. А кровь геройская во мне, верно. Батьки моего кровь, порубленного своей же казацкой шашкой… Белогадючьей шашкой.
П а н т е л е й. Батька твой дурень был, царствие ему небесно… Он…
Шум ветра, стук железных листьев на крыше, скрип двери, и на пороге появляется П е т р о.
К а т я. Петя! Я знала, что ты придешь.
П е т р о (разматывает башлык, медленно). Дед Пантелей, я к вам.
Пауза.
К а т я. Как?
П а н т е л е й (пораженный). Выдь из помещения, Катерина.
Катя, совершенно растерянная, уходит.
(Петру.) Ты зачем предсмертный покой рушишь? Зачем девке кровь портишь зря?
П е т р о (решительно). Дед Пантелей, поглядите Вихря. Плохо с ним.
Дед Пантелей вдруг хохочет.
Дед Пантелей, посмотрите жеребца.
Дед хохочет.
Дед Пантелей, пособите горю. Пропадает конь.
П а н т е л е й. Да мы ж не учены. Рылом не вышли.
П е т р о. Ветфельдшер был — не помог, врача на участке нет, — только на вас надежда. (Оглядывается.) Говорят, знаете вы то, что ни один человек не знает.
П а н т е л е й. Брешут люди.
П е т р о (отчаянно). Говорят люди, колдун вы… Только я этому не верю… Выручите, дед Пантелей.
П а н т е л е й. А сам? (Злорадно смеется.) Вы ж в конях знаете толк! Вы с древности этим занимались, справляйтесь.
П е т р о. Большая просьба, дед Пантелей. Бесценный конь. Семену Михайловичу Буденному под седло. Сколько хотите просите, колхоз не пожалеет. Я все сам до копейки отдам. (Вытаскивает квитанцию.) Вот все, что имею, все мои трудодни.
П а н т е л е й. Мне твое добро без надобности. Проси как следует. На колени встань!
Петро встает на колени.
(Усмехается.) Покорный… О Катерине думать забудь…
П е т р о (вскакивает). Да вы что, дед, лишнее выпили?
П а н т е л е й. Молчи, святотатец. Душа моя в надгорные вершины уходит… (Заворачивается в одеяло.)