Мне было гарантировано свободное использование любых материалов и артефактов со склада, у Жагжара имелась лишь одна-единственная просьба: позволить армейским специалистам наблюдать за моей работой и, если я не сочту это за неподобающую наглость, отвечать на кое-какие вопросы. Учитывая, что на заводе имелся свой фабрикатор, пусть немного похуже университетского, я посчитал такой обмен более чем справедливым. Вернее, совершенно несправедливым — большую часть работ я собирался проводить с помощью Таага-18, так что сомневался, что эти спецы смогут много увидеть и понять.
Идея с доспехами, показавшаяся поначалу такой чудесной, в итоге вылилась в огромное количество трудностей, большая часть которых была связана с женщинами. Что Кенира, что Мирена выделялись высоким ростом, но основная беда заключалась не в этом, всё-таки в определённых пределах регулировались доспехи штатно. Грудь моей Кениры была полной и пышной, так что она столкнулась приблизительно с теми же трудностями, что и раньше, когда впервые надела кожаный костюм, снятый с убитого мною врага. К сожалению, женщина-рыцарь, под фигуру которой эта броня проектировалась изначально, была одарена гораздо слабее, так что мне пришлось полностью разбирать грудную часть доспеха, подгонять существующие элементы и создавать новые.
Но все трудности Кениры не шли ни в какое сравнение с затруднениями её мамы. Грудь Мирены была столь объёмна, что мне пришлось вносить серьёзные конструктивные изменения: переделывать силовой каркас, переносить энергетические контуры и менять положение эффекторов защитных барьеров. А из-за того, что штурмовую броню с внутренней частью, покрытой слоем гелеобразного вещества, приходилось носить на голое тело, меня ожидали долгие часы мучений.
Четырёх инженеров, среди которых была и одна женщина, в эти моменты прямо-таки мечтающих не только наблюдать за секретами моего мастерства, но и для уверенности снять иллюзию, прогнала прочь Кенира, а моей компании Мирена вовсе не стеснялась. Пока я метался между нею, фабрикатором и артефактными комплексами металлообработки, она, лукаво сверкая глазами, постоянно вертелась на постаменте отладочного стенда, обмахивала лицо ладонью, приговаривая, насколько тут жарко, совершенно фальшиво чихала, ссылаясь на то, что в этом почти что стерильном помещении полно пыли, а также из-за «этой жары» отказывалась накидывать халат.
Каждое её движение вызывало колыхания груди, сродни гипнотическому, так что, когда подгонка подошла к концу, с ней почти подошло к концу и моё терпение. Меня настолько одолевало возбуждение, что только форсированный режим мозга, который я время от времени активировал для просчёта прочности конструкции, позволял не наброситься на неё прямо тут, не заботясь о последствиях. Которые, в свете того, что Мирена теперь являлась очень сильным магом, вышли бы очень печальными.
Я частенько задавался вопросом, почему она не только меня не стесняется, но, наоборот, пытается всячески провоцировать? Почему заигрывает, во всех ракурсах демонстрирует свою великолепную фигуру, и ведёт себя так, словно моё соблазнение — главная мечта её жизни? Будь я молод и привлекателен… Проклятье, да хотя бы просто молод, то мог бы посчитать, что стал её храбрым рыцарем, спасшим из ужасного плена изувера и садиста, а она, в полном соответствии с фильмами и иллюзиями, полюбила меня всем сердцем. Но я видел последствия её травматичного опыта, собственными ушами слышал, что она опасается любых мужчин, лучшим подтверждением чего стала близость с Незель. И о том, что она как-то возжелала меня, дряхлого старика, старался не думать даже для смеха.
Мне повезло оказаться в нужном месте и в нужное время, где и встретить Кениру. Цепочка обстоятельств привела к тому, что та, вопреки любой логике и здравому смыслу, начала испытывать ко мне сильные чувства. Я влюбился в неё без памяти — просто потому, что не влюбиться в такую женщину невозможно, ну а то, что она полюбила в ответ — самая большая удача в моей жизни после знакомства с Ирулин.
Я женился одной из самых красивых девушек, что встречал в двух мирах, ещё одна ослепительная красавица не раз делила нашу постель. И поверить в то, третья столь же восхитительная женщина испытывает ко мне желание, не смог бы никогда в жизни.
Так что её поведению имелось одно-единственное объяснение, которое ставило всё на свои места. И, как бы больно ни било бы оно по самолюбию, я не видел в нём слабых сторон. Для Мирены я стал безопасным. Безобидным дедушкой, которому можно продемонстрировать прелести без каких-либо последствий, убедившись, что даже после тех ужасных событий она вызывает похоть и желание.