Они вновь сошлись в рукопашной обрушивая друг на друга техники и чары, взламывая барьеры противника и возводя свои. Им пришлось много перемещаться, ведь там, где они проходили, на земле оставались лужи лавы, острые ледяные сосульки, кристаллические лезвия и участки пространственных аномалий.
Я видел лица их обоих. Теперь на них пылал нешуточный азарт, оба упивались битвой, отдавая ей всего себя. Они перестали строить длительные планы, не применяли ни стратегию, ни тактику, просто лупили друг друга всем, что имелось в их арсеналах, так любезно предоставленных мною за годы и годы обучения в божественных снах.
Из-за того, что ни одному из них не грозило выгорание, увеличением силы магии они не пренебрегали. При этом их контроль не только не упал, но и поднялся на высоту, недоступную очень многим магам. И сейчас я получил возможность с ужасом осознать, в каких монстров я их превратил.
— Тана, давай! — кричала Кенира, вскидывая вверх кулак.
— Папа, сделай его! — восторженно вопила Патала.
Но их голоса полностью тонули в восторженном рёве зрителей, получивших, наконец-то то зрелище, о котором так мечтали.
Я же их восторга ни капли не разделял. Масштабные магические атаки одна за другой обрушивались на барьер. И пусть он прекрасно держался, но иногда магия обоих участников била одновременно, при этом неся противоположную стихийную окраску. Возникал резонанс, и ещё один эффектор прекращал существование. С уменьшением количества им приходилось брать на себя всё большую и большую нагрузку, а из строения барьера я знал, что восемь — минимальное число, после которого барьер окончательно распадётся. И пусть в строю оставалось не меньше двадцати, динамика ничуть не успокаивала.
На арене бушевало настоящее инферно. Потоки разноцветного огня, разряды молний, угольно-чёрные иглы и плоскости искажённого пространства, каменные и кристаллические шипы, сгустки псевдоматерии и автономные конструкты — Хартан и Ксандаш потеряли какие-либо представления о том, где находятся и кто их противник, и стали биться не на жизнь, а на смерть. С каждым выбывшим из строя модулем нагрузка на остальные повышалась, так что они взрывались всё чаще и чаще. Ничуть не спасало ситуацию то, что бойцы начали использовать ещё более мощную магию, при этом наводили её уже не так точно, пытаясь накрыть противника площадными атаками.
Похоже, до зрителей начало что-то доходить, восторженный рёв начал сменяться криками ужаса. Осознав, что ждёт их, когда барьер падёт, люди кинулись к выходам, неизбежно создавая давку и перекрывая проходы. Я ждал сигнала от организаторов к остановке боя — не то, чтобы верил, что даже после этого Ксандаш и Хартан остановятся. Но увы, бой проходил под взором Керуват, оба бились честно, а значит, останавливать их никто не имел права. С замиранием сердца следил я, как рушатся последние эффекторы. Когда их осталось десять, сказал:
— Мирена, Кенира — пора.
— Тана будет дуться пару дней. Да чего уж там, всю неделю! — лучезарно улыбнулась жена, крепко меня поцеловала, после чего, оттолкнувшись ногой от сиденья, взмыла в воздух.
Я видел, как её окружает целое облако элир, формируя структуры, похожие на крылья, состоящие из множества полупрозрачных лент. Она величественно пролетела над головами зрителей и приблизилась к барьеру, который теперь работал постоянно и накрывал всю арену куполом из шестиугольных сот.
— Ну как тебе моя дочь? — спросила Мирена, глядя на Кениру с любовью и восхищением.
— Можешь даже не спрашивать, — ответил я. — Она лучше всех в мире. А я самый везучий крецаш на Итшес! Но скажу тебе по секрету, моя тёща тоже великолепна. И я имею в виду не только её красоту.
Сложные потоки магии, выходящие из тела Мирены, обтекали барьер арены, создавая ещё один дополнительный купол. Защитная структура, которой она воспользовалась, тоже была очень надёжной, но из-за отсутствия материальных якорей требовала огромного количества элир. На Итшес существовало очень немного людей, способных создать барьер таких размеров. Но для Мирены столь сильный поток магии проблемой не являлся, сомневаюсь, что она даже заметила уменьшение своего запаса.