В подробности углубляться не пришлось: мы неоднократно обговаривали ношение Тайны Сделки, её особенности и ограничения — и сразу после освящения, и недавно, перед турниром. Но всё равно хотелось говорить, болтать о многократно обговорённых мелочах, таким образом оттягивая начало ритуала.
— Точно не хотите с остальными в Нирвину? — спросил я. — Некоторое время будет скучно. Запас элир в накопителях есть, а обо всём остальном позаботится Тааг.
— Ты же знаешь, я останусь рядом с тобой в любом случае, — твёрдо сказала Кенира, а Мирена согласно кивнула.
Я ещё раз поцеловал жену и крепко обнял Мирену. Решительно развернувшись, я пошёл прочь. Мне хотелось оглянуться, но делать этого, я, разумеется, не стал.
— Хорст, осадный режим, — бросил я в воздух.
Небо замерцало, вокруг замка возник мощный многослойный барьер, состоящий как из старого грубого купола времён Илгратанов, так и новых современных защитных контуров. Управляющий артефакт замка перекрыл внешний доступ через врата, отсёк подачу воды из скважин и прекратил любое внешнее сообщение, кроме разве что подачи отфильтрованного воздуха.
В сопровождении Таага я направился к давно готовому ритуальному залу, такому же белому, как и медицинский кабинет. Стены были испещрены множеством экранирующих и отсекающих внешнюю элир форм, огромное количество артефактов и частей артефактов усеивало комнату, превращая её в один огромный магический прибор. Не заходя внутрь контура, я скинул на пол одежду и направился по узкому проходу в центр зала, туда, где под потолком висела широкая туба, созданная из цельного гранёного алмаза. Встав ровно под ней, я бросил взгляд на Таага и сказал только одно слово:
— Начинай!
Теперь, став обычным человеком, я не мог видеть происходящего. Лишь жалкую долю, побочные эффекты, выплёскивающиеся в визуальном диапазоне. На полу мелькнули холодные голубые линии, обрисовывая невидимые до этого схемы. Разноцветным сиянием разгорелось множество кристаллов. По помещению закружили маленькие искорки, следуя заранее установленным траекториям. И алмазная туба медленно опустилась, накрывая меня, словно стеклянный стакан — особо крупного жука.
Не успела туба опуститься, как я почувствовал, что мои ноги отрываются от земли, магия поднимает меня наверх, чтобы разместить ровно по центру. Мир качнулся и резко перевернулся — туба повернулась набок и легла на пол, точно попадая нужными местами на соответствующие контуры ритуала. Я словно находился в магнитно-резонансном томографе, если бы существовали аппараты, где пациенты не лежат на кушетке, а висят без видимой опоры прямо посреди трубы, сделанной из алмаза. И пусть такой способ прекрасно защищал от пролежней и побочных явлений, вызванных долгим пребыванием в одной позе, призван он был фиксировать тело в пространстве, не позволить двигаться, оставив лишь немного свободы для дыхания и движения грудной клетки.
Из моего алмазного гроба, извиваясь, вылетели две трубки, и вонзились в сгибы рук, безошибочно находя кровеносные сосуды. По телу прокатилась волна тепла — активировались гигиенические системы. Теперь в мой организм не только поступает внутривенное питание, но и удаляются все телесные выделения, неизбежные при столь длительном ритуале и бессознательном состоянии.
Накатила внезапная дурнота, тем более странная, что телесно я чувствовал себя превосходно. Паршивое чувство шло откуда-то изнутри, словно у меня появился какой-то новый орган, к которому я не успел привыкнуть. И этот орган находился одновременно во всём теле, и нигде.
Внутрь тубы залетел новый артефакт, выглядящий, словно полудрагоценная жеода, вывернутая наизнанку и ощетинившаяся остриями кристаллов. Сквозь преломляющие свет блестящие грани я едва мог разглядеть воробьиное яйцо, покоившееся внутри. Впрочем, очень скоро мне стало не до яйца. Меня вновь скрутила сильная боль, но не физическая — будто какая-то невидимая сила что-то грубо ухватила внутри самой своей сути.
Принцип, лежащий в основе ритуала, был не слишком сложен. Человеческая душа, как, впрочем, и душа монстра, целостна и неразрушима. Но она ни в коем случае не неизменна, она реагирует на жизненные обстоятельства, на обретение нового опыта и возникновение сильных устремлений. Магией этой душе ни за что не получится навредить, лишь подстегнуть кое-какие изменения. Но новая, несформировавшаяся душа более уязвима. Она пластична и податлива, подвержена воздействиям, она даже, по сути, не является душой, а лишь её заготовкой.