Эта странная эрозия лишь на мгновение приостановилась, но тут же началась вновь с удвоенной силой. Мышцы, кристаллы и артефактные части тоже принялись истончаться и рассыпаться песком. С каждой песчинкой, впивающейся в моё тело, я чувствовал как боль, так и непонятное ощущение, которое было сложно с чем-то сравнить. Чувство полноты, целостности и завершённости. Во время моего объединения с Нризом всё было совершенно по-другому, но я понимал, что оба процесса схожи.
Наконец, от голема остался только остов, частично напоминающий скелет Терминатора из одного из новейших земных блокбастеров. Частично — потому что у големов Ирвиз не было человеческого черепа, да и строение несущего шасси не следовало человеческой анатомии.
Прошло ещё несколько секунд, и остов тоже начал распадаться. Песчинки, погружающиеся в моё тело, теперь невыносимо жгли, словно кожу прожигали капли расплавленного металла. И вместе с тем я ощущал, что что-то во мне продолжает изменяться, исцеляется застарелая рана и заполняется зияющая пустота в глубинах моей души.
Я стоял лицом к тому месту, где совсем недавно находился устрашающий механизм, бездушная машина и воплощение концепции рабства. Богиня, моя прекрасная госпожа, стояла сзади и обнимала меня своими нежными и сильными руками. Я прекрасно понимал, что именно только что произошло, в полной мере ощущал всю важность этого события. Но вместе с этим совершенно иррационально ощущал печаль и чувство потери.
Склаве являлся персонификацией концепции подчинения, рабом, созданным из меня, Ульриха Зиберта, во время того самого ритуала. Он подчинялся Поводку, более того, сам являлся Уздой, сковывающей мою душу. Животное, порабощённое укротителем, освободиться не может. Являясь по сути таким же животным, я когда-то смог обрести свободу, но для этого пришлось пожертвовать частью своей сути. И теперь, когда Узда распалась, это могло обозначать только одно: магия, моя собственная магия, усиленная силой душевного исцеления госпожи Ирулин, наконец-то избавилась от оков. И исчезновение Склаве было лучшим свидетельством, что ритуал завершился успехом.
Что ж. Склаве был полезным инструментом, удобным способом делать несколько дел одновременно, либо же скидывать на кого-то задачи, которыми по той или иной причине не хочется заниматься самому. Пусть я и старался прибегать к его услугам как можно реже, но теперь придётся обходиться вообще без него. Мечта лентяя, идеальный исполнитель, верный слуга, на которого можно сбросить любые неприятные обязанности. Он исчез, его больше нет.
Нет, не так: теперь он перестал являться отдельной сущностью, а вновь стал тем, кем должен быть изначально. Мной, Ульрихом Зибертом или Улиришем Шанфахом, мужем прекрасной Алиры Шанфах, отцом Хартана Шанфаха и паладином самой лучшей и милосердной из богинь. И теперь, наконец, когда все осколки слились воедино, остался один лишь я — с достоинствами и недостатками, свершениями и провалами, достижениями и потерями. И пусть завершился ещё один этап моей жизни, теперь я смогу посмотреть в будущее по-настоящему.
И это будущее стояло сзади меня, а я чувствовал спиной прохладу окутывающего её тумана и горячее тепло высокого сильного тела. И будь я навсегда проклят, если продолжу глупо таращиться в пустоту, а не возьму всё от каждого мгновения нашей всей встречи.
— Госпожа, — сказал я, вновь повернувшись к ней лицом, — мне так вас не хватало! Я так давно мечтал об этом моменте, но, с тех пор как… С тех пор…
Я осёкся и почувствовал, как мои уши краснеют. Конечно, Ирулин приходила и во время исцеления Мирены, но возможности поговорить мы так и не получили.
— Вы с женой нашли очень остроумный способ меня позвать, — улыбнулась Ирулин. — Но пользовались им не очень часто.
— То есть если бы я… то есть мы чаще пытались… — начал я, досадуя, что, возможно, из-за своих предрассудков и комплексов упустил возможность вновь поговорить с богиней.
Очень будоражащую возможность, от одной мысли о которой играет кровь.
— Нет, Ульрих, — улыбнулась госпожа. — Прийти я бы не смогла. Но в любом случае вы бы прекрасно провели время без меня.
— Нет! — мотнул головой я. — Вернее, да, но мы и так проводим время прекрасно. Вот только я слишком редко вас вижу, почти не имею возможности с вами поговорить. И сейчас, наконец…