Я никогда прежде не видел, чтоб он был так спокоен, — сказал Таро. — Возможно, присутствие князя Гэндзи воздействует на него благотворно.
Но ты не веришь в эти россказни? — поинтересовался Сохаку.
В которые? — уточнил Таро. — Россказней много.
Сохаку фыркнул.
Насчет того, что наш князь якобы владеет волшебными силами. Что он способен управлять помыслами других людей.
Может, не всех, — сказал Таро, — но вы только посмотрите на Сигеру. Не станете же вы отрицать, что он изменился, очутившись рядом с князем Гэндзи?
Три дня покоя еще ничего не доказывают, — повторил Сохаку. Он посмотрел вперед. Гэндзи и Сигеру ехали рядом, на некотором расстоянии от своих спутников, и о чем-то беседовали. Можно подумать, в их беседе есть какой-то толк! Пустая болтовня, подумал Сохаку, пустая и бесполезная болтовня!
Как ты и предсказывал, Хидё выбрал своим заместителем Симоду, — сказал Сигеру. — Кого он выберет следующим? Таро?
Это не та разновидность предсказаний, — пояснил Гэндзи. — Хидё целиком и полностью лишен воображения. Для телохранителя это не является недостатком. Я просто предположил, что он поступит наиболее естественным образом, то есть, выберет своих лучших друзей.
Не позволяй ему выбрать Таро. Таро — вассал Сохаку. Его отец сражался плечом к плечу с Сохаку во время крестьянских бунтов. Да и сам он почти все свои воинские умения получил из рук Сохаку. Ты не сможешь ему доверять.
Если Хидё доверится ему, то и я доверюсь, — сказал Гэндзи. — Нужно уметь вовремя передоверить полномочия.
Это ошибка — чересчур сильно полагаться на твое первое пророчество, — сказал Сигеру. — Ты вполне можешь пролежать без сознания десять лет в результате нападения Таро, а потом прийти в себя лишь затем, чтоб погибнуть в том месте, которое тебе привиделось.
Я понимаю.
В самом деле? Тогда почему ты так легко отказался от мысли, что Джимбо может оказаться тем самым чужеземцем, о котором тебя предупреждал князь Киёри? Возможно, именно он должен спасти тебе жизнь.
Чужеземец, которого я встретил в Новый год, уже это сделал.
Только в том случае, если мишенью действительно был ты, — сказал Сигеру. — И Новый год еще не настал.
У чужеземцев настал. Так ты сомневаешься, что намеченной жертвой был я?
Я уверен, что ты ею не был.
Да ну? Тебя же там не было — откуда же тебе знать? Может, ты это видел в своих видениях?
Нет, мой князь, — сказал Сигеру. Услышав раздраженный тон Гэндзи, он в ответ вновь принялся изъясняться церемонно. — Меня в этом убедил стиль нападения. Ты шел у всех на виду, однако же пуля ударила в паланкин, а не в кого-то из людей, шедших рядом с тобой.
Мы, японцы, пока еще недостаточно хорошо овладели огнестрельным оружием. И все же мы настаиваем на его использовании, даже там, где лук оказался бы гораздо эффективнее. Мы всегда были падки на иноземные диковинки.
Стрелявший не просто скрылся от твоих людей — он скрылся никем не замеченным.
Он стрелял с достаточно большого расстояния. К тому моменту, как мои люди добрались до этого дома, он убежал. Не вижу в этом ничего необычного.
Судя по всем признакам, тут действовал ниндзя, — сказал Сигеру. — Он выстрелил в того, в кого собирался стрелять. В главу миссионеров.
Дабы возбудить беспокойство и подогреть подозрения?
Именно.
Не исключено. Хорошо, я подумаю над этим.
Тут со стороны залива раздался грохот — как будто раскололся надвое ствол огромного дерева. А потом берег словно взорвался.
Обстрел! — воскликнул Сигеру. — Корабли стреляют по дворцам!
Гэндзи пришпорил коня и поскакал к «Тихому журавлю». Перепуганные прохожие шарахались в разные стороны.
Подождите!
Господин!
Гэндзи не обратил на крики спутников ни малейшего внимания. Сигеру, Хидё и Симода бросились следом за князем.
Таро взглянул на Сохаку, ожидая приказаний.
Неужели это наилучшее, что мы можем сделать сейчас? — спросил Сохаку. — Броситься очертя голову под дула чужеземных пушек?
Господин!
Таро с трудом сдерживал коня; тому не терпелось припустить следом за ускакавшими собратьями.
Наши вожди движутся в неправильном направлении, — сказал Сохаку.
Господин, прикажите!
Таро так же не терпелось броситься вперед, как и его коню. Шесть месяцев жизни в монастыре так и не сделали из него монаха.
Сохаку кивнул.
Таро немного ослабил поводья, и конь стрелой понесся по улице. Таро умчался — монах с двумя мечами за поясом, совершенно не вяжущиеся с его обликом, держащийся в седле как заправский кавалерист.
Сохаку остался в одиночестве. Местные жители попрятались по домам. Это было весьма разумно в те времена, когда война велась мечами и стрелами. Теперь же подобный образ действий губителен. Почти так же губителен, как скачка под обстрелом. Сохаку пришпорил коня и отправился догонять своего князя.
Старк не стрелял из револьвера около года. Присоединившись к сан-францисской миссии Истинного слова, он сказал Эмилии и Кромвелю, что выбросил свое оружие в океан. Это положило конец тренировкам. Раз стрелять было нельзя, Старк стал учиться как можно быстрее выхватывать револьвер. Он занимался этом в миссии, у себя в комнате, и во время плавания на «Вифлеемской звезде» — в своей кабине. Возможно, от его хваленой меткости уже ничего и не осталось. Есть лишь один способ сохранить ее — стрелять, и стрелять регулярно. Чувствовать, как дергается в руке пистолет, когда порох взрывается, и из дула вылетает кусочек свинца. Не позволять, чтоб это движение — равно как грохот, вспышка, запах или дым — отвлекли тебя. Старк был уверен, что и сейчас сможет с десяти шагов попасть человеку ровно в середину груди. А с двадцати — уже неизвестно. Зато скорость его возросла. Он был сейчас куда проворнее, чем в те времена, когда слава его гремела по западному Техасу.
За пять дней пребывания во дворце князя Гэндзи Старк ни разу не прикоснулся к своим пистолетам. Половина здешних стен была сделана из бумаги — в прямом смысле слова, — и вокруг постоянно кишели люди. Уединиться Старк мог лишь в одном-единственном месте — в собственном сознании. Там он и тренировался.
Достать револьвер.
Взвести курок.
Прицелиться в сердце.
Спустить курок.
При отдаче снова взвести курок.
Прицелиться в сердце.
Спустить курок.
В этом имелось определенное преимущество. Сознание Старка всегда было при нем, и он мог тренироваться где угодно и когда угодно.
Наблюдавшие за ним самураи думали, что он погружен в молитвы или в медитацию, общается с Богом или очищает разум ото всех мыслей, повторяет про себя мантры, как последователи будды Амида, или пребывает в пустоте, как последователи дзен-буддизма. Чем бы Старк ни занимался, он подолгу пребывал недвижен. Самураи никогда прежде не видели настолько спокойного чужеземца. Когда он стоял среди них в дворцовом садике, то был неподвижен, как скала.
Достать револьвер, взвести курок, прицелиться, выстрелить. Снова, снова и снова. Старк был всецело поглощен этим занятием, когда раздался пронзительный усиливающийся свист. Взрыва Старк не услышал.
Когда он открыл глаза, вокруг было тихо. Стояла ночь. Старк остановился у дверного проема и заглянул в спальню. Мэри Энн баюкала детей, прижав обоих девочек к груди. Бекки и Луиза были маленькими, но не настолько маленькими, какими их все привыкли считать. Девочкам пора было отправляться в постель, чтоб взрослые тоже могли лечь. Но сон их был столь безмятежен, что у Старка рука не поднялась будить малышек или мать. Все они были его прекрасными грезами.
Веки Мэри Энн дрогнули. Женщина открыла глаза, увидела Старка и улыбнулась.
Я люблю тебя, — тихо сказала она.
Прежде, чем Старк успел ответить, следующий взрыв привел его в сознание. Оказалось, что он лежит навзничь. Свист и взрывы следовали один за другим. Во все стороны летела шрапнель и всяческие обломки.