Выбрать главу

Ханако услышала лязг оружия. Они приближались к площадке, на которой тренировались самураи. Сомнений не было. Ее казнят. Как она посмотрит в глаза своим родителям, когда встретится с ними в Чистой земле? Хотя нет, об этом можно не беспокоиться. Она не заслужила, чтоб будда Амида ее спасал. Она попадет в какую-нибудь преисподнюю, и ее там будут мучать ведьма Кити, насильник Гонбэ и прокаженный Исо. Ее даже могут сделать рабыней Кити или женой Исо.

Яростные боевые вопли внушали девочке такой страх, что она шла, не смея поднять глаз, — и потому налетела на князя Киёри, который не стал входить на площадку, а остановился у ее края. Ханако поспешно отступила, но Киёри, казалось, вообще этого не заметил.

Мой господин!

Самурай, первым заметивший князя, опустился на одно колено и согнулся в неполном поклоне — так принято было кланяться на поле боя. Прочие поспешно последовали его примеру.

Продолжайте, — велел князь Киёри.

Самураи поднялись и вновь вступили в учебную схватку. Поначалу Ханако никак не могла понять, почему никто из них не падает мертвым. Лишь потом она заметила, что мечи в руках у самураев сделаны не из стали, а из тяжелого черного дуба.

Другие кланы используют для тренировок бамбуковые синаи, — сказал князь Киёри. — Синаи не причиняет никакого вреда, и потому он бесполезен. Черный дуб в руках опытного фехтовальщика может сломать кость, а иногда — и убить, даже если удар придется по доспеху. Мы тренируемся так, чтобы чувствовать дыхание опасности. Тренировка, не сопряженная с опасностью, — не тренировка.

Он взглянул на девочку сверху вниз.

Почему мы тренируемся?

Потому, что вы — самураи, мой господин.

Что такое самурай?

Ханако была искренне удивлена тем, что князь разговаривает с ней, вместо того, чтоб приказать тут же убить ее. Она была признательна князю за эту отсрочку. Стоило ей представить, как прокаженный Исо потащит ее к себе в постель, девочку начинало мутить.

Воин, мой господин.

А когда произошла последняя война?

Больше двух сотен лет назад, мой господин.

Зачем же тогда изучать столь жестокое искусство? Мы живем в мирное время.

Потому, что война может начаться в любой момент, мой господин. Самураи должны быть готовы.

Готовы к чему?

Вот. Момент настал. Ритуал завершился. Сейчас она умрет.

Стлонив голову, Ханако произнесла:

Готовы убивать, мой господин.

Вот сейчас ее голова покатится с плеч…

Но князь Киёри снова удивил ее. Он сказал:

Нет, Ханако. Это неверно. Чтоб убивать, не нужно так много тренироваться. Посмотри повнимательнее.

Девочка подняла взгляд. Мужчины били друг друга изо всех сил. Вот все, что она смогла разглядеть. Во всяком случае, сперва. Но чем дольше она смотрела, тем заметнее становилось, что самураи ведут себя в схватке по-разному. Одни двигались с сосредоточенной решимостью, даже если на них градом сыпались удары. Другие уворачивались и отпрыгивали, силясь уберечься, — и все равно получали удар. Площадка была такой маленькой, а людей — так много, что полностью избежать ударов не мог никто, как бы он ни старался. Будь эта схватка настоящей, а мечи — стальными, мало кто остался бы в живых. И когда Ханако поняла это, ответ сам пришел к ней.

Они должны быть готовы умереть, мой господин.

Князь Киёри улыбнулся девочке.

Такова участь самурая, Ханако. Это нелегко — жить в постоянном страхе.

Но ведь настоящий самурай не чувствует страха! Разве не так, мой господин?

У Ханако просто в голове не укладывалось, чтобы сам князь мог чего-то бояться.

Отсутствие страха — не признак храбрости. Это — признак идиотизма. Храбрец — это тот, кто боится, но превозмогает страх. — Князь Киёри погладил Ханако по голове. — Иногда — особенно если он молод — самурай прячет свой страх за высокомерием. Добродетельная женщина не будет ставить это ему в вину. Она сделает все, что сможет, чтобы он стал сильнее. Она не станет делать ничего такого, что ослабит его. Ты меня поняла?

Да, мой господин.

Тогда иди.

И Ханако поспешила на кухню. А оттуда вновь направилась в тот дворик, где произошла ее перебранка с заносчивым юношей. К огромному ее облегчению, Ханако увидела, что он по-прежнему там, сидит все на том же месте. Показалось ей, или вправду плечи его поникли? Щеки Ханако залил жаркий румянец стыда.

Ханако подошла к юноше, поклонилась и опустилась на колени.

Ваш чай, господин самурай.

У молодого самурая вырвался удивленный возглас. Но он тут же взял себя в руки и сказал:

Спасибо.

Ханако показалось, что когда юноша взял чашку, плечи его распрямились. Она была рада. Очень, очень рада.

Сигеру и Сэйко сидели на плетеных циновках-татами, постеленных там, где некогда находилась комната Сэйко. Татами, устилавшие эту комнату, канули в вечность во время обстрела. Эти же уцелели, хотя и были слегка опалены. Сигеру сидел недвижно, опустив веки. Когда Ханако опустилась на колени у дверного проема, поклонилась и вошла, Сигеру даже не шелохнулся.

Я рад видеть тебя живой и невредимой, Ханако, — вежливо сказал Сэйки.

Спасибо, господин.

Девушка приблизилась к Сигеру, чтоб налить ему чаю. Ей было не по себе — до нее ведь тоже доходили ужасные слухи, — но Ханако заставила себя держаться со спокойной учтивостью.

Ты уже успела поговорить с Хидё? — спросил Сэйки.

Да, господин.

Тогда ты знаешь, что у него хорошие новости. Несомненно, он вскорости добъется успеха.

Ханако низко поклонилась.

Лишь благодаря доброте князя Гэндзи, — сказала она. — Хидё не заслужил такой великой чести.

Раз жених ее отсутствовал, проявить скромность следовало ей самой.

Доброта нашего князя несомненна. Но раз он верит в Хидё, то и я в него верю. — Сэйки не смотрел на Сигеру, но слова эти предназначались скорее ему, чем Ханако. — Вы уже решили, где будете устраивать дом?

Нет, господин. Я совсем недавно узнала об его назначении.

На самом деле, Ханако уже успела представить себе пустующие покои в западном крыле дворца, обставленные скромно, но со вкусом. Там даже хватит места, чтоб устроить детскую. Конечно же, поскольку это крыло всего несколько часов назад превратилось в руины, с перездом придется подождать, пока дворец не отстроят заново. Есть и более важное дело, не терпящее отлагательств. Раз Хидё теперь — ее муж и глава телохранителей князя, она должна как можно быстрее подарить ему наследника.

Тогда обсуди это с Хидё. Можешь нам не прислуживать. Иди к мужу. Он явно обрадуется тебе куда больше, чем мы.

Благодарю вас, господин.

И Ханако удалилась.

Сэйки улыбнулся. Как прекрасна жизнь, когда ты молод и влюблен! Даже трагические события не умаляют ее сладости. Возможно, они даже придают дополнительную остроту чувствам. И Сэйки, терпеливо ожидавший, пока Сигеру вернется к беседе, ненадолго погрузился в грезы, вспоминая свою юность и давно минувшие времена.

Если он верит Хидё, то и я ему верю, — сказал Сигеру, повторив слова Сэйки.

Сэйки поклонился.

Я думал, вы слишком глубоко погрузились в медитацию и не слышали меня.

Я пребывал в медитации, Сэйки, а не в обмороке.

Рад это слышать, господин Сигеру. Сейчас не время для обмороков.

Согласен. — Сигеру пригубил чай. — Близится последний этап сражения под Сэкигахарой.

Сэйки задумался над глубинным смыслом этих слов. Двести шестьдесят один год проигравшие отказывались признать свое поражение. Отказывались, невзирая на падение Западного регентства, полное уничтожение правившего там клана Тоётоми, на гибель ста тысяч воинов и на возвышение дома Токугава, казавшееся вечным. Отказывались, поскольку самурай не в силах смириться с поражением, пока он жив. Что же было несомненным? Одна лишь смерть. Вся эта ситуация, если взглянуть на нее бесстрастно, выглядела безумной. Однако же Сэйки всецело разделял взгляды побежденных, невзирая на всю их нелепость. В конце концов, он — тоже самурай, и он жив.