Конечно! Сомнений быть не может!
Хризантема служила священным символом императорского рода. И сомневаться в ней было бы недобродетельно.
Когда у нас будет наука, мы сможем доказать, что хризантема — истинно японский цветок.
Через несколько мгновений на тропе появился всадник. За ним показались еще пять человек — трое мужчин и две особы слабого пола.
Сигеру нахмурился.
Разумно ли это — вести себя столь легкомысленно?
Легкомысленность — наша единственная возможность бежать из Эдо, — сказал Гэндзи. — Стоит нам выказать хоть малейшее беспокойство, и нас тут же заподозрят. Мы же уже успели благополучно полюбоваться журавлями в зимнем оперении и спокойно добрались до холмов. И все благодаря легкомыслию.
Сигеру не понимал, зачем непременно нужно проехать через группу неизвестных самураев, явно старающихся остаться незамеченными, и при этом даже не приготовиться к схватке. Однако же, он знал, что с его племянником спорить бессмыссленно. Несмотря на всю его молодость, кажущиеся мягкость и податливость Гэндзи были сплошной видимостью. Гэндзи был не менее упрям и неуступчив, чем покойный князь Киёри, хотя и на свой лад. Сигеру передвинулся в хвост отряда. Это было самое опасное место. Сигеру надеялся, что нападение, если оно все-таки произойдет, начнется именно отсюда.
Прошу прощения, господин, — сказал Хидё, — но я вынужден согласиться с господином Сигеру. Я вижу два десятка человек, но их там может быть больше, причем намного. А вдруг это посланные за вами убийцы?
С тем же успехом это могут быть друзья, возвращающиеся с невинной вечерней прогулки. Едем. И, пожалуйста, не предпринимайте никаких действий, пока я не прикажу.
Слушаюсь, господин.
И Хидё, так и не избавившийся от беспокойства, пришпорил коня и выехал вперед. Если это и вправду убийцы, возможно, они нападут сперва на него, а князь тем временем успеет отступить.
Эмили вопросительно взглянула на князя Гэндзи. Князь улыбнулся и сказал:
На тропе появились несколько человек. Но никаких причин для беспокойства нет.
И он послал коня вперед.
Я уверена, что вы правы, господин, — сказала Эмилия, стараясь держаться рядом с Гэндзи, — ибо мы едем с миром, безо всяких дурных намерений, и, конечно, к нам никто не должен испытывать дурных намерений.
Это часть христианской веры? — поинтересовался Гэндзи. — Нечто вроде равновесия намерений?
«Что посеешь, то и пожнешь». Думаю, да.
А вы тоже так считаете? — спросила Хэйко у Старка.
Опыт приучил меня считать иначе, — отозвался Старк и осторожно нащупал пистолет тридцать второго калибра, спрятанный под курткой.
Когда путники доехали до места, где тропа немного расширялась, самураи внезапно окружили их со всех сторон. Они не обнажили мечей, но чувствовалось, что они готовы перейти к действиям.
Чужеземцам запрещено здесь появляться, — сказал один из самураев, стоявший чуть впереди прочих. — Эта часть Японии пока еще не заражена их гнусным присутствием.
Прочь с дороги! — потребовал Хидё. — Князь удостоил вас чести, пожелав проехать мимо.
Мы бы оценили эту честь, — сказал второй самурай. Он тоже выступил вперед и остановился рядом с первым, — если б князь сам заслуживал чести. Но тот, о котором ты говоришь, опозорил себя, пресмыкаясь перед чужеземцами. Я не намерен уступать дорогу такому князю.
Хидё потянулся за катаной. Но прежде, чем он успел извлечь оружие, в разговор вмешался Гэндзи.
Мы не настаиваем на церемониях, — сказал он. — Уже вечереет. Всем нам хочется поскорее добраться туда, куда мы направляемся, разве не так? Ну так позвольте нам проехать. Никто не должен ничего уступать. Выберите себе часть тропы, а мы проедем по другой стороне.
Вот речь тряпки, — сказал первый самурай. — Да ты и есть тряпка! Твой дед был воином, достойным уважения. А ты — вырождающийся потомок захиревшего рода.
Хидё.
Дерзкий самурай сохранил голову на плечах лишь благодаря предостережению, прозвучавшему в голосе князя. Хидё медленно разжал пальцы, впившиеся в рукоять меча, и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться — но не слишком в этом преуспел.
Но в таком случае, — сказал Гэндзи, — я, конечно же, недостоин внимания столь добродетельных людей, как вы. Ну так пропустите нас, и на том расстанемся.
Возможно, нам так и следует поступить, — сказал первый самурай второму. — Было бы жестоко лишать его удовольствий, к которым он привык.
Да, пожалуй, — согласился второй самурай. Он взглянул на Гэндзи и глумливо ухмыльнулся. — Говорят, ты каждую ночь визжишь от удовольствия, когда эти варвары суют тебе в задницу свою вонючие члены, раздирая ее в кровь.
А днем чмокаешь, как младенец, когда сосешь их.
Увы, вас ввели в заблуждение, — сказал Гэндзи. — Из всех чужеземцев я делил ложе лишь с той, что едет сейчас рядом со мной.
Несколько самураев издевательски рассмеялись.
Она — сокровище удовольствий, каких вы даже представить себе не можете, — сказал Гэндзи.
Ты либо дурак, либо безумец. А может, и то, и другое вместе, — сказал первый самурай. — Или, возможно, слепец. Посмотри на нее! Да твоя лошадь, и та больше похожа на женщину. Они, правда, почти одной величины, и нос у них одинаковой длины. Однако же, масть у лошади намного красивее, чем этот призрачный оттенок волос.
А ее запах! Неописуемое зловоние!
Гэндзи кротко улыбнулся.
Очевидно, вы стоите слишком далеко, чтоб почувствовать ее истинный запах. Когда она возбуждена, то из ее сокровенных частей исходит благоухание, подобное аромату опиума, дарующее истинный восторг. Взгляните, какие у нее изящные руки! Какая кожа — почти прозрачная! Когда она возбуждена, в ней возникает сила, подобная молнии, и если прикоснуться к ней в этот момент, почувствуешь легкий удар. Вот почему у нее такой странный цвет волос. Сама ее суть преображена.
Пока Гэндзи отвлекал внимание противников, Хидё и Сигеру постепенно перемещались. Теперь, если столкновение окажется неизбежным, они смогут атаковать наиболее успешным образом. В первые же мгновения схватки половина противников поляжет под их мечами и копытами их коней. С теми же, кто останется, уже можно будет справиться. Хидё припомнил одно из утверждений, считавшихся в их клане непререкаемой истиной: один кавалерист из клана Окумити равен десяти пешим самураям. Если согласиться с ним — а сомневаться у Хидё не было причин, — то преимущество на самом деле на их стороне, а вовсе не на стороне так называемых Людей Добродетели. Хидё и Сигеру быстро переглянулись, давая понять, что готовы к схватке.
А видите ее груди? — продолжал тем временем Гэндзи. — Такие неестественно полные, такие выпуклые!
Под предлогом рассказа об Эмилии он продвинулся вперед на пару шагов, так, чтоб оказаться между девушкой и враждебно настроенными самураями. Пожалуй, он сможет зарубить ближайших, прежде чем они успеют что-либо сделать. — Каждый месяц ее груди созревают. На самом деле, они зреют прямо сейчас, пока мы с вами разговариваем. Они полнятся, словно молоком, огненной восхитительной росой. Прикоснуться к ней — все равно что прикоснуться ко льду, ибо весь ее внутренний жар сосредоточен в трех местах: груди, уста и влагалище.
Эмилии стало любопытно, о чем же Гэндзи разговаривает с новыми знакомыми. Похоже, он говорил о чем-то необычайно увлекательном: большинство японцев стояли, приоткрыв рты, а некоторые даже смотрели в ее сторону. Эмилия улыбнулась им, надеясь, что ее дружелюбие согласуется со словами Гэндзи.
Старк тоже не знал, о чем говорит Гэндзи, но зато знал, что следует делать. Все три самурая Окумити передвигались так, чтоб занять наиболее выгодную для боя позицию. Очевидно, назревала схватка.
Старк сосчитал противников. Двадцать пять человек, все при мечах. Огнестрельного оружия ни у кого не было — по крайней мере, на виду. Двадцать пять фехтовальщиков — против Гэндзи, Хидё и Сигеру. Даже с учетом того, что они верхом, а их противники пешие, расклад неважный. У Старка под рукой был лишь его маленький револьвер тридцать второго калибра. Шесть пуль. Запасные патроны далеко. Был бы у него сейчас нож, он бы добавил к этим шести еще пару человек — но и нож упрятан. В самом лучшем случае, им удастся справиться с половиной противников. А вторая половина прикончит их всех. Если не придумает чего похуже. Старк взглянул на Эмилию. Она была рядом с Гэндзи. А Хэйко — чуть позади. Пожалуй, ему следует убить Эмилию первым выстрелом, а Хэйко — вторым, чтоб избавить их от мучений. Потом он застрелит ближайших четверых противников и затопчет конем столько, сколько успеет, прежде чем его самого стащат с седла. Старк был готов. Он расслабился, и мысли покинули его.