Но Сигеру его не видел.
Папа! — закричал Нобуёси и помчался навстречу отцу. Не было ни крови, ни ран, ни проклятий. Мальчик смеялся, и над ним реял маленький яркий воздушный змей.
Смотри, что дядя Гэндзи смастерил для меня!
Нобуёси! — сказал Сигеру и улыбнулся.
Каваками обошелся с головой Сигеру в точном соответствии со всеми тонкостями этикета. Глаза покойника были закрыты; на лице не отражалось ни боли, ни страдания; волосы были аккуратно причесаны, и аромат сандала почти заглушал запах крови и начинающегося разложения.
Благодарю вас, князь Каваками, — сказал Гэндзи. — Я искренне поражен вашей щедростью. Я думал, вы захотите преподнести этот подарок вашим предкам.
Именно это я и сделаю, князь Гэндзи. Пожалуйста, не волнуйтесь. Когда вы умрете, я преподнесу предкам обе головы — и его, и вашу.
Позвольте поинтересоваться, а где вы оставили тело? Я хотел бы по возвращении в «Воробьиную тучу» кремировать его, как надлежит.
Каваками расхохотался, хотя смеяться ему вовсе не хотелось. Вопреки его чаяниям, гость не выказывал ни малейшего страха. Если у Гэндзи и были хоть какая-то надежда на спасение, то надежда эта воплощалась в его дяде. И при виде мертвой головы Сигеру эта надежда должна была рухнуть. Каваками подал знак адьютанту. Тот закрыл ящик и вновь завернул его в шелк.
К несчастью, его тело, как и тело настоятеля Сохаку, находилось в зале для медитаций. Можно считать, что кремация уже состоялась.
И еще раз благодарю вас за гостеприимство, — сказал Гэндзи, поклонился и вознамерился уйти.
Пожалуйста, не торопитесь. Мы еще не все обсудили.
Гэндзи уселся обратно. На губах молодого князя продолжала играть эта его вечная улыбочка. Ничего, недолго ему осталось улыбаться. Каваками заставил себя сдержать гнев. Он не хотел, чтоб этот момент оказался отравлен неприятными эмоциями. Ведь ему предстоит долгие годы наслаждаться этими драгоценными воспоминаниями.
Насколько я понимаю, — сказал Каваками, — вам посчастливилось удостоиться благосклонного внимания прекраснейшей из гейш, госпожи Майонако-но Хэйко.
Мне так кажется.
Да, кажется, — кивнул Каваками. — Насколько же часто то, что нам кажется, не совпадает с истинным положением вещей! То, что кажется любовью, оказывается ненавистью. То, что кажется красотой, оказывается уродством, столь кошмарным, что его и вообразить невозможно.
Он сделал паузу, ожидая ответной остроумной реплики, но Гэндзи промолчал. Тогда Каваками продолжил:
Иногда случается так, что видимое не совпадает с сутью, но все же и то, и другое реально. Например, Хэйко выглядит как красавица-гейша — и это и вправду так. Но кроме этого она еще и ниндзя. — Каваками снова сделал паузу. Гэндзи снова ничего не сказал. — Вы мне не верите?
Почему же? Я совершенно уверен, что вы говорите чистую правду, князь Каваками.
Вы не кажетесь удивленным.
Как вы только что совершенно верно указали, нам не следует уделять слишком много внимания внешней стороне дела.
Князь Гэндзи, окажите мне любезность — не делайте вид, что вы отказываете мне даже в капле ума. Очевидно, вы знали об этой ее двойственности.
Простоты ради предположим, что знал. — На этот раз уже Гэндзи сделал паузу и в глазах его, как показалось Каваками, мелькнуло разгорающееся раздражение. — Конечно же, за этим кроется что-то еще.
Конечно. Раз вы знали, что она — ниндзя, вы должны были также знать, что она работает на меня.
Да, я пришел к этому выводу.
А я, конечно же, понимал, что вы должны были давным давно об этом догадаться, — с нескрываемым удовольствием произнес Каваками. — Как и всем умным людям — а никто не станет отрицать, что вы очень умны, — вам свойственно недооценивать ум всех прочих. Неужто вы и вправду думали, будто я настолько глуп, что надеюсь надолго сохранить тайну Хэйко в тайне от вас?
Вынужден признать, что у меня и вправду мелькали подобные мысли, — сказал Гэндзи. — Но, как я вижу, это было ошибкой.
И куда большей, чем вы думаете. Вы считаете, что я послал Хэйко к вам, дабы она могла предать вас, или даже убить, когда я сочту, что настал подходящий момент. Несомненно, у вас были некоторые основания так считать, поскольку сама Хэйко полагала, что именно в этом заключается ее задание. Возможно, вы с ней уже успели обсудить данный вопрос?
Каваками умолк, давая Гэндзи возможность ответить, но тот промолчал.
Ну разве мог я составить подобный план? Для того, чтоб исполнить это задание, Хэйко следовало бы обладать небывалым вероломством. Никакая неземная красота не скрыла бы подобного уродства души от столь проницательного человека, как вы. Напротив — для истинной моей цели требовалась совершенно иная женщина. Женщина, которая обладала бы глубиной чувств, страстностью, искренностью. Одним словом, мне нужна была Хэйко. Я, подобно любящему отцу, желал для нее лишь одного — чтобы она обрела истинную любовь.
Каваками снова сделал паузу, нарочно затягивая время и наслаждаясь моментом. На лице Гэндзи начало постепенно проступать смятение, и Каваками пьянел от удовольствия.
Могу ли я надеяться, что она и вправду ее обрела?
Еще до того, как Каваками унаследовал от своего дяди титул князя Хино, он считал, что Ёримаса, сын и наследник Киёри, князя Акаки, относится к нему с пренебрежением. И неважно, насколько это соответствовало истине. Оскорбление, истинное или мнимое, лишь добавлялось к ненависти, в основе которой лежала Сэкигахара. И тем оскорбительнее для Каваками было видеть, что это ничтожество, этого пьянчугу, этого опиумокурильщика почитают как провидца, за его якобы унаследованный дар. Каваками знал, что истинное провидение основано на сведениях, которые ты знаешь, а остальные — нет. И чтоб добиться его, требовалось усердие, искусность и тщательно взлелеянные природные способности. И передающийся по наследству волшебный дар тут совершенно ни при чем.
Некоторое время Каваками размышлял, какие карательные меры ему доступны. О поединке не могло быть и речи. Даже в подпитии Ёримаса обращался с мечом куда искуснее, чем Каваками в лучшие свои дни. А даже если вдруг ему и удалось бы каким-то чудом одолеть Ёримасу, ему пришлось бы тогда иметь дело с его младшим братом, Сигеру, чья репутация уже начала соперничать со славой легендарного Мусаси. Победить его было совершенно невозможно.
Убийство представлялось более разумным. Благодаря некой давней случайности, подробности коей терялись во мгле времен, у клана Каваками существовали связи с небольшим кланом ниндзя. Но когда Каваками представил себе, что Ёримасу убъют исподтишка, эта мысль не доставила ему ни малейшей радости. Конечно, все поймут, кто это подстроил. И что с того? Нужно, чтобы сам Ёримаса понял это перед смертью, иначе какое в том удовольствие?
Он обрел ответ, отправившись однажды вместе со сводником Рёдзи в поездку по отдаленным районам княжества Хино. Каваками втайне вкладывал деньги в крупнейшие веселые дома, ибо питал интерес к гейшам. Но интересовали его не удовольствия, а сведения. Гейши зачастую знали такое, чего не знал никто кроме них.
Некоторые люди, воображающие себя знатоками, утверждают, что манеры — это все, — сказал Рёдзи. — Таково общепринятое мнение старой школы Киото. Но это — точка зрения слепца, — добавил он со смехом. — На самом деле, мой господин, внешность куда важнее. Манеры можно приобрести. А красивая внешность либо есть, либо нет. Невозможно заставить женщину сделаться красавицей.
Каваками не был с ним согласен, но предпочел рассеянно кивнуть, чтобы не тратить лишних слов. Он не для того находился в обществе Рёдзи, чтобы с ним беседовать. Старый сводник был невежливым, грубым, глупым типом; он был подвержен всем дурным наклонностям, сколько их ни есть на свете, и внушал окружающим редкостное омерзение — не в последнюю очередь из-за своей нечистоплотности. Однако было у него одно полезное свойство — редкостная способность угадывать в совсем еще маленьких девочках будущих красавиц. Поскольку окружающие были о нем невысокого мнения, находки Рёдзи не попадали в лучшие дома, а значит, и не получали надлежащей подготовки. И расцветающая красота пропадала впустую в каком-нибудь веселом доме низкого пошиба, в закоулках Плавучего мира. Именно так он и привлек внимание Каваками. Каваками случилось несколько раз заметить в наихудших борделях Эдо необыкновенно красивых женщин. Он навел справки и выяснил две вещи. Во-первых, что эти женщины — молодые, но преждевременно увявшие от скверного обхождения, — совершенно не годились для его целей. И во-вторых, что всех этих женщин продал в веселые дома один и тот же человек.